Никто не догадывался о его истинном отношении к секретарше, кроме Дениса Аркадьевича. Однажды, за очередной партией в шахматы, у них зашел разговор о женщинах.

– Чудесные игрушки! – сказал Матвеев, поднимая на Громова глаза после очередного удачного хода.

– Шахматы? – не понял тот.

– Да нет, что вы! Я о женщинах…

Денис Аркадьевич откинулся на спинку плетеного кресла и прикрыл глаза рукой. Все его жесты напоминали Громову прекрасно разыгрываемый спектакль под названием «Московский барин».

– Курите?

Громов взял из шкатулки длинную сигару с золотым ободком. Дым хорошего табака отвлекал его от мрачных мыслей о неизбежном проигрыше, который вновь обозначился на инкрустированной слоновой костью шахматной доске. «Так и комплекс неполноценности может развиться», – недовольно подумал он.

– Как вы считаете, кого предпочитают женщины? Побежденных или победителей?

Денис Аркадьевич как будто прочитал мысли гостя. Громов немного растерялся.

– Ну… судя по всему, победителей…

– Всегда ли? – улыбнулся Матвеев, выпуская дым сигары вверх, в рассеянную голубизну неба. – Женщины бывают разные, как и мужчины: сильные и слабые. Я вообще считаю, что это основное отличие в людях. Так вот: женщины послабее предпочитают проигравших – им можно выражать сочувствие, поддерживать и становиться им нужными, постепенно приобретая таким образом власть над мужчиной-неудачником.

Громов поморщился. Ему не нравилась тема, унижающая достоинство мужчин. Но было интересно послушать Матвеева. Игорь Анатольевич был старше своего собеседника, хотя иногда казалось, что все как раз наоборот. И Денис Аркадьевич представлялся Громову мудрым и хитрым змеем-искусителем, живущим вечно.

– Какие женщины, по-вашему, любят победителей?

– О! – Матвеев поставил локти на стол и сложил пальцы рук в замок. – Победителей любить сложно! Женщины, которые отваживаются на такое, предпочитают любить своих кумиров тайно, обожать их из-за кулис, никогда открыто не появляясь на сцене. Потому что как именно будет развиваться действо, никто не знает. Невинный фарс может перейти в драму, а драма – в трагедию! Или наоборот!

Денис Аркадьевич засмеялся одними губами, тогда как его глаза внимательно наблюдали за собеседником.

– А вы каких партнеров предпочитаете? – поинтересовался Громов.

– Я? Сильных, конечно! Игра всегда интереснее, когда противник достойный. Подавленными и побежденными людьми легче управлять… Они слушаются, но это быстро надоедает. Если люди независимы, на них трудно, а часто и невозможно воздействовать силой. Вот тут-то как раз и приходится пускать в ход истинное искусство игры!

– Но людьми нельзя играть! – вырвалось у Громова.

Он сам не ожидал такого всплеска эмоций, и ему стало неловко за себя.

– Ой ли?! – насмешливо посмотрел на него Матвеев.

Игорь Анатольевич ничего не ответил. Он понял, на что намекает собеседник, но это его не смутило. Да, он не считался с людьми, подчиняя их своим интересам, иногда расправлялся, жестоко, по законам своего собственного представления о справедливости, но он никогда не считал людей игрушками и не забавлялся ими. Это не могло бы доставить ему удовольствия.

– Нет, – отрицательно покачал он головой. – В эти игрушки я не играю.

– Конечно, – убрал улыбку с лица Матвеев. – Алла Викентьевна слишком хрупкая, тонкая, слишком ценная игрушка, чтобы ею играть. Такую вещицу безопаснее держать в шкафу за стеклом и только изредка любоваться ею! Сдувать пылинки и мечтать о прикосновениях, легких, как сердечная дрожь…

Если бы Громова внезапно окатили ледяной водой, он бы и то, наверное, почувствовал себя лучше, чем от последних слов Дениса Аркадьевича.