Целый день пересказать старался
Страсть свою он плитам раскаленным.
К берегам послушно, терпеливо
Приносил он, млея от истомы,
Светлых брызг цветные переливы
И волны лазурные изломы.
Но молчали мраморные плиты
На призыв любви святой и нежной,
Блеском дня согреты и облиты,
Позабывшись в дреме безмятежной…
А когда на землю мрак спустился,
Видел я, как тот залив влюбленный
Трепетал, в бессильной страсти бился,
И стонал, и рвался, исступленный…
И рыдали волны, и метались,
Небесам тоску свою вверяя,
И тревожно тучи откликались,
Рокот моря грозно повторяя….
Не стони так жалобно, о море!
Не взметай так пену, непогода!
До зари твое продлится горе,
До зари – до ясного восхода:
Только день сияющий проглянет —
Волн гряда, утомлена грозою.
Вновь ласкать холодный берег станет
С прежней страстью, с прежнею слезою!
Из «венецианского альбома»
Сегодня тих, но сумрачен залив;
Мой старый друг мне показался новым:
Спокойных волн лазоревый отлив
Вдруг потускнел – и сделался свинцовым.
Идет ли то гроза издалека,
Иль в небе чересчур светло и знойно? —
Все так же даль ясна и широка,
Но что-то в ней тоскует беспокойно…
Венеция безмолвна, как всегда,
Ее дворцы и холодны, и строги…
Огонь небес, угрюмая вода —
И жаркий трепет сдержанной тревоги…
«Создана наша ночь не для радостных встреч…»
Создана наша ночь не для радостных встреч,
Не для шумных торжеств создана:
В тишине как-то странно разносится речь, —
Негодует в ответ тишина…
Так и кажется мне в час разлуки с тобой:
Для печали немой рождены
Эти тени дворцов в полумгле голубой,
Эти робкие всплески волны…
Как прекрасно, как жутко! расстаться – и плыть,
И отдаться на волю волне,
И о том, что нельзя ни вернуть, ни забыть,
Тихо грезить в томительном сне!
«Вчера я до зари не мог забыться сном…»
Вчера я до зари не мог забыться сном;
В тоске моя душа стонала и томилась…
А трепетная ночь плыла перед окном, —
Плыла как в забытьи, – и пела, и молилась…
Венеция спала. Спокоен и ленив,
У мрамора дворцов ласкаясь и сверкая,
На полосе луны в истоме лег залив,
Как чаша, серебром до верху налитая.
И так прозрачен был, так строен неба свод,
Что, кажется, одним волны случайным всплёском
Нарушился бы сон небес и тихих вод
И даль отозвалась тревожным отголоском.
Быть может, я один подслушал в этот час,
Чего хотела ночь в таинственном волненьи,
Кому она мечтой безгрешной отдалась,
Кого звала к себе в восторженном томленьи…
Манила ночь в тоске покой иных миров,
Властительницу-смерть, что глубь небес объемлет…
Молилась, чтоб земле заснуть без грез и снов,
Как звездный караван в прозрачной бездне дремлет.
Но это был лишь бред… Мир снова оживет:
Невольник или трус – он умереть не смеет…
Я слышал, как рассвет, предтеча дня, идет, —
Я чувствовал, как ночь тоскует и бледнеет…
Виссарион Саянов
Венеция
В холодный день светлы твои каналы,
С утра мелькают весла по волне…
Я видел это, кажется, во сне…
И в наступившей сразу тишине
Летит в волну цветное покрывало…
Да, это ты зовешь, венецианка,
Да, это ты зовешь из полусна!
Невидимая, все же ты видна,
Неслышимая, все же ты слышна…
Зовешь меня сегодня спозаранку,
Зовешь меня, и в звонкой тишине
Твое лицо обращено ко мне.
Идешь сквозь гул осенней непогоды,
По всем путям, что вечер озарил, —
И вспомнились немеркнущие годы,
Когда Россию Грамши полюбил.
М. Свентицкая
Венеция
Потухли в небесах зари вечерней краски,
На темный небосклон взошла луна,
Скользит гондола, словно лебедь в сказке…
А в ней… она…
Сверкают белизной во мраке звездном плечи,
Гирлянды роз за лодкою скользят,
И слышны страстные ликующие речи,
Блестит их взгляд…
Как на крылах вперед летят гондолы