– Жаль, она замужем, – напомнил богобоязненный Флеминг. – И счастлива в браке, насколько мы можем судить...

– Счастлива в браке?! – воскликнул Каннингем. – Со стариком?! Святые угодники, Гарри, ты наивней монастырской послушницы. Она терпит его, но не больше!

– А ты что молчишь? – обратился к молчавшему Хэйвуду Невил. – Разве тебя не сводит с ума рыжеволосая ведьма? – Остальные поддакнули, закивав. – Не потому ли ты наезжаешь к старому Фаррелу, что положил глаз на его юную женушку?

Хэйвуд примерно предполагал, что разговор так или иначе пойдет в этом русле: он, действительно, периодически бывал в доме Фаррелов, но вовсе не потому, что мечтал оказаться в постели очаровательной леди Фаррел (хотя, конечно, в особенно смелых мечтах она неоднократно становилась его), а лишь потому, что, будучи дружен когда-то с сыном хозяина дома, перенес дружеское расположение на отца, с которым их, между прочим, объединяла общая страсть к стекольному ремеслу. У него, Хэйвуда, худо-бедно функционировала стекольная мастерская в самом Даннингтоне: под присмотром местного мастера они отливали дешевые стекла и кое-какую посуду, но всё низкого качества, без особой фантазии. Другое дело Фергус Фаррел, который ещё лет десять назад изобрел метод окрашивания стекла и выливал цветное стекло для витражей и стеклянные безделушки в виде бус и фигурок животных, пользовавшихся огромным спросом у местного населения, но сейчас, по прошествии времени, даже его, казалось бы, успешная мануфактура приходила в упадок, поскольку хозяин её, обуреваемой одной истинной страстью, забросил своё когда-то прибыльное занятие.

Но не о том Хэйвуда спрашивали...

– Джемма – очаровательная юная леди, – произнёс он заранее заготовленный ответ, – но уж больно горда и высокомерна, чтобы действительно заинтересовать меня.

Здесь Хэйвуд лукавил: ещё семь лет назад, когда они с Редмандом, сыном старого Фаррела, рассматривали портрет юной невесты, присланный в Лодж по настоянию будущего зятя, уже тогда Хэйвуда поразила её красота, яркая, броская, вызывающая. И это при том, что девушка была совсем юной, едва оформившейся, и все-таки яркий блеск её глаз, должно быть, ещё смягченный художником, казалось, резал ножом. В ней ощущался внутренний стержень, характер, который сейчас по прошествии времени проявлялся во всем ...

Вот хотя бы в её предосудительном для жителей Даннингтона желании помогать падшим женщинам, забеременевшим вне брака. В своём имении, в Лодже, она создала что-то вроде приюта, где такие вот женщины могли не только получить кусок хлеба, но и разрешиться от бремени под наблюдением повитухи, щедро оплачиваемой хозяйкой имения.

Почему Фергус Фаррел позволял юной жене ставить под удар свою репутацию, делаясь притчею во языцех, оставалось загадкой для всего местного общества, только Фергус, казалось, не видел в поступках жены повода для острастки. Должно быть, совершенно ослепнув от любви к юной красавице, он позволял ей крутить собой, как придется, полагали со стороны... Должно быть, красавица эта вытворяла в постели такое, что давно одряхлевший старик готов был простить ей всё, что придется, не только «сиюминутную блажь» с заботой о падших девицах. Втайне шептались, что и сама она падшая женщина, вот и заботится и себе подобных... Мол, невозможно благородной, благочестивой леди сочувствовать тем, кто, поддавшись демону сладострастия, опорочил своё доброе имя. А таковые в её имении не переводились: будто притянутые магнитом, приходили даже из Йорка в поисках помощи и приюта. И в Лодже им предоставляли и то, и другое...