– Похвально, – рассудил Балтазар.

Внук слегка возвысил голос и придал ему легкую дрожь:

– Моему бедному отцу была уготована более тяжкая судьба, чем нам. Он и его ровесники ждали друг от друга величайших усилий на ниве взаимного ограбления. Он вел себя как и все. Каждая возрастная группа держится законов своего неписаного соглашения. Но не надо критики! И прости мне мою дерзость, добрый Балтазар.

– Отчего же?! – И добрый Балтазар с дружелюбным видом наклонился к нему: – Добавь только слова, которые навсегда пребудут истиной: лучше сносить несправедливость, нежели причинять ее.

Андре вздохнул.

– Благодарю тебя, что ты прощаешь Артуру его судьбу. Он был вынужден стать богатым. Чудовищная энергия! Каждое утро заново начинать путь к богатству.

Дед терпеливо вздохнул.

– Ради тебя я готов сострадать ему. Впрочем, и отошедшая с миром фигура, которой был я сам, тоже возбуждает мое сочувствие; она совершала много ошибок. Подумать только: и такого сына я назвал Артуром в честь философа освобождения от мира, отсутствия желаний, небытия.

Балтазар закрыл лицо, возможно, под сомкнутыми ладонями покатилась слеза. Если не настоящая, соленая, тогда, значит, философская. Андре тактично отвернулся. Глядя через плечо, он воспринял как предел, положенный взгляду, кабинет-библиотеку. Оттуда пришел его дед. Он и вообще был оттуда.

Балтазар взял себя в руки либо счел, что его духовный настрой уже получил достаточное выражение. Без сдержанного рыдания, которое понравилось бы его внуку как самый удобный переход, он заговорил:

– Первый мне не удался. Ты, мое дитя, наверстаешь то, что я планировал для него. Во всяком случае, ты положишь начало иному отношению к деньгам. Ты отказываешься также и от продолжения рода?

– Ты про любовь? – удивился внучек.

– Да, так это называют, – прозвучал холодный ответ.

Андре задумался, прежде чем решил быть откровенным:

– Из лени, как и от денег.

– Я бы предпочел, чтобы у тебя были более убедительные доводы!

Андре воспринял упрек и счел за благо прибегнуть к самоуничижению:

– Взгляни на мои до смешного опасные двадцать лет и на все, что может со мной приключиться. Лучшей поддержкой мне служит широкий выбор, который я имею, а еще что большинство предполагаемых объектов с такой же готовностью преклонило бы свой слух к мольбам Артура. В лучшем случае они предпочли бы нас обоих зараз.

– Вечные хитросплетения, – пробормотал старик в сторону и не слишком презрительно. Уж скорее он сокрушался о невозвратности искушений и унижений.

В эту минуту Андре любил его. И захотел ему угодить:

– В смысле денег на меня уже теперь можно положиться. Пример, отпугивающий меня, остается неизменным, как тебе известно. Я работаю без всякой охоты на консервной фабрике. И зачем только? Тем не менее я бы с чистой совестью продуцировал свои плакаты, не будь на земле таких мест, где пшеницу сжигают, кофе бросают в воду, а из вина делают боеприпасы.

Балтазар с ним не согласился:

– Ты возмущаешься без причины. Ты хочешь жить! Но коли так, принимай жизнь вместе с тем, что в ней бессмысленно.

Андре извинился.

– Весь мой протест сводится к воздержанию. Ладно, я готов работать, но как можно меньше. – Если попытка оправдаться была недостаточной, он дополнил ее милой доверительностью, нежной и чуть дерзкой. – Дед, а я на завтра отпросился с работы, потому что ты умер.

– Я уже давным-давно умер, – сказал Балтазар рассеянно, как бы отъезжая прочь, и с явным облегчением, ибо его снова оставили наедине с главным.

Но тут раздался стук в дверь. Отъехавший старец не услышал стука. Внук его, начав движение, не посмел его довершить. Стук повторился. На сей раз Балтазар ответил не вздрогнув от неожиданности, а рассеянно: