Общественный совет при коллегии состоял из ветеранов-драматургов, чьи пьесы широко шли на сценах страны в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы. Последние десятилетия их пьесы совсем не ставились, и они ненавидели пришедших им на смену собратьев по перу. Обычно Общественный совет давал отрицательные отзывы на пьесы современных авторов. Он должен был «зарубить» и «Крик на хуторе».

Но неожиданно Общественный совет одобрил «Крик на хуторе». В положительной рецензии было сказано, что это «настоящая народная драма о драме народа». Общественный совет настоятельно порекомендовал коллегии по драматургии Министерства культуры СССР приобрести «Крик на хуторе». Мирский говорил потом, что, видимо, ветераны советской драматургии перед уходом из жизни вспомнили свои пьесы о счастливой колхозной жизни и устыдились их.

Министерство культуры СССР приобрело пьесу «Крик на хуторе», и она таким образом была «залитована», то есть прошла цензуру. И тем не менее ни один московский театр все равно не взял ее для постановки.

Тогда-то Мирский и воспользовался ситуацией, в которую попал главный режиссер Белорусского государственного академического театра. В театре обострилась борьба двух партий, сторонников и противников главного режиссера, и ему потребовалась пьеса, поставив которую, он разгромил бы и уничтожил своих врагов. Главный режиссер летом приехал к Мирскому, чтобы взять у него какую-нибудь пьесу из репертуара театра «Ленком» (Ленинского комсомола) или ленинградского БДТ (Большого драматического театра), которая шла с успехом и ее можно было бы поставить и в Минске с гарантией успеха. Но Мирский подсунул главному режиссеру «Крик на хуторе», режиссер прочел, очень удивился, что пьеса «залитована», а потом понял, что в Москве, как всегда, уже можно то, что все еще запрещено в провинции, то есть в Минске, и решил ставить «Крик на хуторе».

В Москве обстановка в самом деле очень отличалась от положения дел в Минске. В Министерстве культуры СССР «те, которые там, наверху» уже не могли понять, куда все повернется и как распределять госзаказы, то есть учетверенное финансирование: так, как раньше – на спектакли о Ленине и о героях-тружениках, строителях коммунизма, или только на классику. Мирский опять воспользовался ситуацией, предложил на госзаказ «Крик на хуторе», и это прошло по совершенно безопасной графе «помощь национальной драматургии союзных республик».

Спектакль «Страсти по Авдею. Крик на хуторе» имел большой успех, о нем много писали в республиканской прессе, и Мирский оформил выдвижение на Государственную премию СССР, а «те, которые там наверху», в Министерстве, выдвижение поддержали.

Спектакль привезли в Москву, он очень понравился членам комитета по Госпремиям. После спектакля главный режиссер театра «Ленком», спектакль которого тоже выдвигали на премию, грустно покачав головой сказал: «Не. Премию надо давать белорусам». Краткое «Не» означало, что он невольно признает, что премию нужно давать не его спектаклю.

Но спектакль «Страсти по Авдею. Крик на хуторе» Госпремию СССР получить не успел: СССР распался, и тут уже Мирский не мог посодействовать и отсрочить распад СССР хотя бы на полгода.

Когда СССР все-таки развалился, распался и миллионы его жителей умирали, и этого почти никто не замечал, я и Мирский сидели на лавочке под двумя молоденькими березками у зимней дачи полудачного подмосковного поселка и разговаривали о пьесе «Крик на хуторе».

– Молодец, – сказал Мирский, – хорошую пьесу ты написал. И хорошо, что режиссер дал тебе ставить вместе с ним. Редко кто допускает автора до постановки. И хорошо, что на видеокассету записали спектакль. Хорошо, что успели с твоей пьесой. И я вот тебе помогал. Теперь приятно. Я, пока работал в коллегии, знаешь, сколько пьес прочитал? Как-то прикинул – тысяч десять. Я ведь в коллегии человек случайный. Но хорошую пьесу отличить могу. Но такой, как твоя, не было за все время. Я ее читал несколько раз. И все равно интересно. Я даже удивлялся. Ведь, по правилам, в пьесе нужна неожиданная концовка. А у тебя сразу ясно, что Авдею – крышка. А все равно до самого конца ожидаешь, что произойдет.