В такую погоду торчать на верхушке мачты было бесполезно, и Тауно с Эйян поплыли перед кораблем, разведывая путь. Силуэт шлюпа вскоре растаял в дождевой мороси, и они впервые за долгое время остались наедине. «Хернинг» едва тащился по волнам, брат с сестрой легко его обгоняли и потому могли разговаривать, не останавливаясь.

– Ты был жесток с Нильсом, – сказала Эйян.

Тауно рубанул ладонью по воде.

– Ты слышала наш разговор?

– Конечно.

– И что ты ему потом сказала?

– Что ты был в плохом настроении и ему не следует принимать твои слова близко к сердцу. Он очень страдал. Будь добр к нему, Тауно. Он преклоняется перед тобой.

– А в тебя по уши влюблен. Юный болван!

– Знаешь, а ведь я у него первая женщина, самая первая. – Эйян улыбнулась. – И он быстро учится. Так пусть он осчастливит в своей жизни еще многих – когда мы расстанемся.

Тауно нахмурился.

– Надеюсь, он не ошалеет от любви к тебе до такой степени, что растеряет остатки своего умишка. У нас есть только он да Ингеборг – на кого еще из людей мы можем положиться, спасая Ирию? Ведь мы с тобой вряд ли сумеем сойти за жителей суши, тем более за датчан.

– Да, мы с ним об этом говорили, – подтвердила Эйян, встревоженная не меньше брата. – Он по крайней мере знает, что должен действовать осторожно, ведь он простой моряк и в людских законах столь же невежественен, как и мы. Но я верю в него, потому что он умен и быстро добирается до сути. Правда, – печально добавила она, – именно поэтому он может и не позабыть меня, когда придет время расставаться. Впрочем, он всегда сумеет опереться на совет Ингеборг, а уж она, полагаю, за свою жизнь имела дело с самыми разными людьми.

– Да, она сильная женщина, – вяло согласился Тауно.

Эйян отплыла чуть в сторону и повернулась, чтобы лучше видеть его лицо.

– А я полагала, что твои чувства к ней заслуживают иных слов.

– Верно, она мне нравится, – кивнул Тауно.

– А ты для нее… Сидя в «вороньем гнезде», я слышала, какую радость ты пробудил в ней, спустившись в трюм. Она сдерживалась, но я все равно услышала. – Лицо Эйян исказилось, она помолчала, потом продолжила: – На следующий день мы с ней поговорили наедине. Так, обменялись женскими сплетнями. И она спросила, зная, что мы все равно не согласимся, не хотим ли мы поселиться где-нибудь неподалеку от нее – ведь за золото она может купить дом на берегу – и не уплывать далеко в поисках нашего народа. Когда я ответила, что это невозможно, она отвернулась. Потом повернулась обратно и принялась весело болтать. Но я наблюдала за ее плечами и руками. – Эйян вздохнула. – Воистину, общение с нами не приносит смертным счастья.

– И нам с ними – тоже, – процедил Тауно.

– Верно. Бедная Ингеборг! И все же, как дальше жить нам – двум последним морским людям в Дании? Ведь если не суждено нам отыскать отца, то придется искать прибежища в другом племени. А как тяжело искать родных по всему свету!

– Да… тяжело, – отозвался Тауно. Они пристально посмотрели в глаза друг другу. Тауно побледнел, сестра покраснела. Брат резко нырнул и не показывался целый час.

«Хернинг» обогнул Уэльс, миновал белые холмы Англии и поплыл домой мимо равнин Ютландии.

Корабль с беженцами из Лири преодолел уже более половины пути до побережья Далматии, когда его заметили работорговцы.

Поначалу никто из них, даже Ванимен, не почуял зла. За долгий путь от Геркулесовых Столбов они переговаривались с командами многих судов: кораблей в этих водах плавало немало. Ванимен старался держаться подальше от берегов, поэтому на них никто не нападал. Он также велел всем находящимся на палубе облачаться днем в одежду, которая отыскалась в сундучках матросов, а пловцам в море не всплывать до наступления темноты. Корабль северной постройки, явно потрепанный штормом, возбуждал любопытство, а иногда – как полагал Ванимен – желание предложить помощь. Тем, кто подплывал ближе, он давал понять жестами, чтобы они плыли дальше, добавляя на ломаной латыни, что они ни в чем не нуждаются и направляются в ближайший порт. До сих пор такой прием срабатывал, правда, Ванимен все гадал почему – то ли произносимые им слова были достаточно понятны местным жителям, то ли капитаны встречных судов начинали с подозрением приглядываться к его странной на вид команде, облаченной в лохмотья. Как бы то ни было, присутствие на палубе женщин и детей ясно доказывало, что они не пираты, и поэтому ни один военный корабль ими не заинтересовался.