– Делай, как он говорит, – просипел Ацетонов, весь покрываясь красными пятнами. – Делай!

ревел я в допотопный микрофон, размахивая над головой куриной ножкой.

У дежурных с собой были тормозки, чтобы обедать не отходя от рабочего места и не есть дрянь, которой кормили заключенных, так что я пользовался моментом и перекусывал, поглядывая на мониторы. Гномы, снага, тролли и, конечно же, люди с первобытной радостью размазывали друг друга и охрану по стенам тюрьмы, как будто у них кто-то клемму снял. Нигде, нигде в Государстве Российском я не видел такой концентрированной расовой ненависти. Там тролль отрывал голову бородатому кхазаду, тут кхазады топтали впятером пару снаг, здесь снага зубами грызли человеков… И везде – человеки убивали нелюдей. Как будто им в еду что подмешивали, на самом деле! Или это мои песенки виноваты?

– Тук-тук, – сказал кто-то от дверей.

Я тут же вскочил, выхватил за шкирку одного из захваченных в плен наркоманов из прачечной, которые в рядок сидели у стеночки, и приготовился защищаться. Снага, зашуганный до последней крайности, даже не сопротивлялся, смирившись со своей судьбой метательного снаряда.

– Кто там? – поинтересовался я.

– Сто грамм! – буркнул знакомый голос. – Иван Иванович за Бабаем Сархановичем. Пошли уже, у нас дел много.

– Пошли. – Я-то в целом был не против. – Ты давай только бардак тутошний прекрати, а то такая дичь творится, что и Прорыв может произойти. У тебя получится, я знаю.

– Давай, Бабай. Пусти меня внутрь. Поговорим, разберемся…

– Сначала – останови это.

– Предлагаешь разгрести дерьмо за тобой? – Голос Риковича был полон желчи. – Это ведь ты устроил.

– Я когда-то оставался в долгу? Это пойдет на пользу. Мне, тебе, Орде, России. Я расскажу тебе, что произошло на мосту, и дам охеренную зацепку, а? – Конечно, ему это должно быть интересно.

– Ладно…

За дверцей замолчали, а потом даже сквозь обмотки я увидел, как полыхают золотом все мои защитные татау. Те, которые должны были уберечь от магии и ментального воздействия. А потом я услышал храп: это заливался соловьем мой неиспользованный метательный снаряд, которого я так и держал на вытянутой руке. Безбожно дрыхли и все остальные – у стеночки. Оглянувшись на мониторы, я увидел, что мертвецким сном спит вся тюрьма. Все, кто выжил.

– Вот, теперь заходи, – сказал я и открыл дверь.

Рикович шагнул внутрь. Из носа и ушей у него текла кровь, но глаза горели тем самым, фамильным, бешеным огнем.

– Я знаю, как узнать, кто стоит за… – начал я, а потом скорчил рожу: не было ничего тупее, чем обсуждать такие вещи в этих стенах. – Ты забираешь меня? Мы сваливаем? Мне нужен мой ящичек со стилусом и бердыш.

– Найдем! – кивнул сыскарь.

– Тогда погоди, надо забрать отсюда еще кое-кого… Или не надо? – Промилле вроде как не маленький мальчик и говорил, чтобы в случае чего я выбирался самостоятельно.

Я пощелкал клавишами, разглядывая картины спящих тел среди погрома и не находя эльфа. Раздумье было недолгим – я и так очень задержался. Мне нужно было к Эсси!

– Всё, здесь я закончил. Пошли за стилусом!

И мы пошли.

– Я одного понять не могу, Иван Иванович – что за бардак тут вообще творится? Я, конечно, дикарь и вырос в пустошах, но даже в свои юные годы кое-чего повидал и абсолютно точно понимаю: вы в состоянии навести порядок! Вы – это Государевы люди. Я видел в деле опричников Воронцова, осознаю возможности менталистов из правящего дома, соображаю, что при желании вы можете под плотный колпак взять любого человека и любой населенный пункт – технических средств в достатке, видал в сервитуте… Да и настоящих патриотов, толковых исполнителей – хватает. Ты ведь не один целовальник в Сыскном приказе, верно? Но вы терпите такую дрянь, рядом с которой Хтонь покажется детским садиком! Государь терпит! – Я пнул какую-то деревяшку, и она, раскручиваясь в воздухе, полетела в сторону кромки воды и плюхнулась в озеро.