– И что, помогает? – заинтересовался охранник.

Идентификатор пикнул, подтверждая мою орочью личность. Я повернулся к Алёше и широко улыбнулся. Он сразу не понял, а потом как понял – так немедля хрюкнул, покраснел и захихикал как ненормальный:

– И-хи-хи-хи! Бабай, ты больной на всю голову… Хи-хи-хи! Ой, с-с-сука, пацаны-ы-ы! Пацаны, идите, чё покажу!

– А вот фигушки, Алёша! – Я перемахнул через турникеты и, оказавшись с той стороны, в Хтони, показал ему язык. – Ты парень неплохой, но твоим дружкам такие хохмочки противопоказаны.

– Давай, давай, иди! Хе-хе! – Он замахал рукой. – Нет, реально – совсем отбитый! Это ж надо! Зубы! Хи-хи!

Если меня спросят – что в этом мире есть такое Родина для Бабая Сархана, то ответ я назову сразу. Это – ночной Проспект, весь в неоновых огнях с пляшущими бестолковыми рекламными голограммами, уродскими граффити на обшарпанных стенах и разбегающимися из-под ног псинками, крысами и мелкими тварями. С проросшими из провалов окон деревьями и буйной южной порослью в бетонных трещинах. С песнями и матерщиной на верхних этажах уцелевших зданий, с запахом пороха, гари, крови, помойки и – с недавних пор – шаурмы и крепкого кофе. Я действительно полюбил эти места, и мне очень в кайф было наблюдать, как Проспект менялся, квартал за кварталом.

Да, суровая и бесшабашная атмосфера живого волнореза в царстве Хтони никуда не пропадала, просто – становилось чище, основательней, ухоженней. Вместо развалин ближе к «Орде» все чаще попадались крепкие, отремонтированные дома, вместо куч мусора – огромные баки-контейнеры на несколько тонн, приспособленные под вывоз отходов грузовой техникой, даже – клумбочки и новые молодые деревца кое-где произрастали! Ну, и милитаризм, сплошной милитаризм: сваренные из рельсов и арматуры ежи, мешки с песком на крышах и навесы из мощных стальных решеток, праздношатающийся народ с колюще-режущим, рубяще-дробящим, огнестрельным и артефактно-магическим оружием… Тоже своего рода национальный костюм!

Бегущий куда-то сломя голову Бабай Сархан для этих мест – явление обыкновенное. Такое себе стихийное бедствие, привычное, нестрашное. Не орет – и ладно. В отличие от мира внешнего, тут ко мне привыкли, горшками не швыряются, дуплетом пальнуть уже не грозят. Типа – местная достопримечательность. Это был взаимный процесс: я к ним привык, они – ко мне… И именно потому все чуждые элементы, появление которых я не наблюдал собственными глазами, воспринимались так остро.

Например – с десяток тяжелых байков на электрической тяге с характерными очертаниями сложенных крыльев солнечных панелей и очень специфическими украшениями в виде черепов, рогов, клыков и прочей варварской бижутерии. Они тут точно появились недавно, пока я зубки лечил!

– Так, ять. – Я остановился. – Какой же охренительный сегодня день!

Байки эти торчали на стоянке у «Надыма». Оно как бы и неплохо – владельцы таких зверь-машин, как правило, при деньгах, Витенька, Шерочка и Машерочка сделают сегодня кассу, да и девчонки надымские будут явно в огнях… Но, с другой стороны, чуйка просто вопила – с этими начнутся проблемы. Потому что фольклорные мотивы и подход к оформлению байков говорили вполне конкретно: это орки! А габариты электромотоциклов, и очевидная адаптация к дальним походам и экстремальным условиям, и вот эти вот закорючки-иероглифы на кожаных элементах обивки и багажных кофрах ясно возвещали – в Сан-Себастьян нагрянули уруки.

И ничего хорошего мне от встречи с соплеменниками ожидать не приходилось. Потому – врываться в «Надым» я не намеревался. Там орудовали две чистокровные урукские барышни, даже не барышни – почти принцесски, уж они-то всяко лучше меня-ублюдка найдут с соотечественниками общий язык. Я пока лучше в «Орду» схожу и по-тихому народ предупрежу. Если эти… раз-два-три-четыре… Ага, всё-таки не десять, тринадцать! Если тринадцать уруков решат тут по своему обыкновению основательно побарагозить – для того, чтобы их остановить, понадобится как минимум десятикратное превосходство. Или – переговоры. Но на переговоры надежды мало, это же черные, чтоб их, уруки!