И Цезарь было дрогнул. Собрал сходку и сказал, что не может больше видеть, как его верные солдаты измучены голодом и безуспешными попытками взять Аварик. И предложил прекратить осаду и уйти. И что же он услышал в ответ? Нет, сказали солдаты, ни за что они не уйдут отсюда, пока не возьмут город. Если уйдут, это станет для них просто позором, и не только для них, но и для всего римского народа. Цезарь был очень тронут такой преданностью и горд, что сумел за шесть лет воспитать такую армию. В начале войны его легионеры боялись даже россказней о грозных германцах, а теперь перед ним дисциплинированные, доблестные, бесстрашные, закаленные в бесчисленных схватках солдаты, готовые ради Юлия Цезаря на любые подвиги и лишения. Он был так растроган, что подарил им Аварик. Если город будет взят, сказал он, то будет отдан им на полное разграбление.

Когда и у осажденных галлов закончились припасы, они, по приказу Верцингеторига, решили покинуть город под покровом ночи. Но женщины… ох уж эти женщины! Они подняли вой, что их хотят оставить вместе с детьми на ужасные насилия врагам, и не хотели отпускать защитников из города. Но распоряжения молодого вождя надо было исполнять. Глаза и уши дороже бабьих истерик. Тогда проклятые бабы дали знать врагам, римлянам, что их мужья затеяли бежать. Вот такое случилось, прямо скажем, предательство со стороны слабого пола.

Римлянам удалось-таки усыпить бдительность галлов, и во время проливного дождя легионеры ворвались в город. И началась резня. При этом, как свидетельствует полководец, «солдаты не дали пощады ни дряхлым старикам, ни женщинам, ни малым детям».

Из четырех тысяч осажденных восемьсот все же уцелели и благополучно прорвались к своим. Верцингеториг на другой день собрал собрание и сказал: ну вот видите? А что я вам говорил? Цезарь возьмет любую крепость, и Аварик не мог быть исключением. У римлян есть хитроумные машины, против которых мы бессильны. Мы должны воевать другим способом. Вот если бы мы сожгли Аварик, тогда враг был бы уже повержен, он не смог бы от голода даже доползти до своей Италии. Но не надо отчаиваться, утешал он воинов, наше дело правое, и, значит, победа обязательно будет за нами. При этом надо помнить, что на войне бывают ошибки и нельзя ждать каждодневных успехов. Наше спасение состоит в единстве, уверял он, и только в единстве. Если нам удастся объединить все галльские племена в один союз, то победить нас никому не удастся. И не города надо строить и защищать, как это мы делали раньше, а надо учиться у римлян строить военные лагеря. Вы посмотрите, как много они трудятся, прежде чем поселятся в своей временной крепости, откуда они могут стремительно наступать, а при нужде успешно обороняться. Ну и так далее. Присутствовавшие на собрании единогласно и с шумом одобрения встретили слова своего лидера.

Цезарь в своих «Записках» констатировал, что «в то время, как неудачи полководцев обыкновенно умаляют их авторитет, влияние Верцингеторига, наоборот, от понесенного поражения только стало со дня на день увеличиваться».

И это действительно так. К нему стали примыкать не только постоянно воюющие с римлянами племена, но и те, что считались «замиренными». Верцингеториг и тут продолжал копировать стратегию своего врага. У него были золотоносные рудники, и он покупал себе сторонников не только среди колеблющихся князьков, но и у коллаборационистов.

Для Цезаря стало просто шоком, что эдуи, представляете, эдуи, его верные и обласканные вассалы, тоже оказались предателями! Он потребовал от них десять тысяч пехоты и всю конницу для борьбы с Верцингеторигом, а они повели этих солдат его врагу! И они пришли бы к восставшим, не прояви Цезарь быстроту, когда узнал, что эдуйская пехота идет не туда, куда надо. Он, слава богу, сумел перехватить колонну, однако пора было делать выводы. Правда, с эдуями он сам был отчасти виноват: не на того поставил. На место правителя эдуев было два претендента, и надо быть ставить того, кто будет более зависимым от римлян, а он выбрал того, у кого и без Цезаря были все права на трон. Он-то и начал втравливать свой народ в новую кампанию против благодетеля.