– Моими деньгами, – отрезала я. – Месье, я указываю вам, что делать с моими деньгами. – Не знаю, откуда у меня взялась решимость, где я нашла силы и набралась куража, чтобы распекать поверенного моего отца. – Он оставил эти деньги мне. И я могу поступать с ними так, как хочу.

– Довольно! – рявкнула Жюли, которая никогда не выказывала злости при посторонних, тем более на глазах у такого верного поклонника, как Морни, но тут вышла из себя, взбешенная моим непослушанием. – Ты выйдешь за него, даже если мне придется тащить тебя к алтарю за волосы. И ты никогда не поступишь в монастырь. Никогда, слышишь меня?

Розина проблеяла:

– Сара, пожалуйста. Ты должна выйти замуж, если не будешь работать.

– Кто говорит, что я не буду работать? – накинулась я на свою тетку, так что она, бедняжка, вжалась в стул. – Я никогда этого не говорила. Я не буду работать, как вы, на спине.

Моя мать за пару секунд пересекла комнату – и хлестко ударила меня по щеке, я качнулась на пятках.

– Неблагодарная, – прошипела она. – Неблагодарная. Своенравная эгоистка. Такая же, как он. Думаешь только о себе, не заботясь о последствиях своих действий.

Наступила оторопелая тишина. Я ощущала, как горит у меня щека. Месье Клеман ухмылялся.

Морни, зевая, встал.

– Mon Dieu[7], какая драма! Меня она слегка утомила. Chère Жюли, пусть ваша горничная принесет мои пальто и трость. Я не хочу присутствовать при втором акте.

Все еще трясясь от злости, мать потянулась за фарфоровым колокольчиком, который стоял на маленьком столике, как вдруг – невозможно поверить – Морни перевел на меня свои водянистые глаза, и я увидела в них веселое благодушие.

– Боюсь, мы в тупике. Если девушка не желает идти замуж, а монастырь вне обсуждения, вероятно, учитывая ее очевидные таланты, мы должны отправить юницу в Консерваторию. Сара Бернар, tragedienne[8]. В этом что-то есть, вам не кажется?

– В Консерваторию? – Рука Жюли замерла на колокольчике. – Вы, месье, намекаете, что ей следует стать актрисой?

Она произнесла это с ужасом, как будто Морни предлагал сделать из меня поденщицу.

– Почему нет? – Герцог подошел к столику и сам позвонил в колокольчик. – Я помню, она прекрасно играла роль на том маленьком рождественском представлении в монастыре. Начальник отделения изящных искусств – мой хороший друг. Он в совете директоров Консерватории. Это можно организовать. Ей нужно будет пройти прослушивание и отучиться два года. Зато когда она заслужит место в театральной компании, станет получать скромное жалованье и сможет содержать себя. Преимущественно, – добавил он, возвращая ко мне свой мрачновато-игривый взгляд, – стоя на ногах.

– Милорд, я никогда не говорила, что хотела стать актрисой, – прошептала я.

– В самом деле. Тем не менее сейчас вам нужно задаться вопросом: чего вы хотите меньше – быть актрисой или женой? Эту дилемму, мадемуазель, способны разрешить только вы.

Горничная наконец принесла вещи Морни.

Пока герцог надевал пальто и перчатки, а моя мать приводила в порядок свои растрепанные чувства, он добавил:

– Очень кстати, завтра вечером я иду в «Комеди» на «Британик» Расина. Я пришлю своего человека с билетами и экипаж. Надеюсь, вы присоединитесь ко мне.

Жюли пошла его провожать. Я посмотрела на Розину, которая явно испытала облегчение, словно все проблемы были решены, а месье Клеман презрительно фыркнул:

– Актриса? Это пугало в платье? Только если у нее будет одна роль – Смерть с косой.

Я проигнорировала его. Что тут скажешь? Морни прав.

Актриса или жена. Все карты выложены передо мной.