Итак, что мы имеем?

Ойяма сам не заметил, когда закурил вторую сигару и неприличными для настоящего знатока и ценителя сжёг её быстрыми затяжками (О, ужас!) почти до половины.

Если все вероятные гипотезы оказываются несостоятельными, следует обратиться к невероятным. Тогда, возможно, кое-что прояснится.

Президент снял трубку внутреннего телефона и попросил зайти к себе начальника собственной службы безопасности, коммодора[52] Брэкетта. Этому человеку он до сегодняшнего дня доверял, и, что самое главное, офицер не подчинялся ни одному из людей, только что покинувших Белый дом. Он был рекомендован Ойяме лично адмиралом Шерманом и назначен в обход обычных административных каналов. На этом настоял военно-морской разведчик, чем обеспечил своему протеже многолетнюю роль чужака и изгоя для присосавшегося к Белому дому клана.

– День добрый, Гедеон, – сказал президент, вставая навстречу офицеру, который умел носить штатский костюм так, что он не смотрелся на нём мундиром без погон. Со вкусом, небрежно, но одновременно по-своему строго. Так мог бы выглядеть очень хорошо воспитанный представитель богемы из книг Оскара Уайльда, хотя бы и сам лорд Генри[53].

Ойяме было эстетически приятнее регулярно общаться с таким сотрудником, нежели с представителем банальных «Дублёных загривков»[54].

– Присаживайтесь, пожалуйста. Кофе, сигару, что-нибудь ещё?

– Спасибо, сэр. Чашечку кофе я выпью. Он у вас гораздо лучше, чем варит моя машина.

– Возможно, ваша машина просто плохо запрограммирована? Я где-то слышал анекдот, правда, не совсем политкорректный, и касался он не кофе, а чая. Там перед смертью главный герой говорит: «Евреи, не жалейте заварки».

Коммодор вежливо растянул губы. Смысла он, конечно, не понял, так не за наличие чувства юмора его держат на этом посту. Тем более, судя по имени, он из каких-нибудь пуритан или мормонов, а у них смеяться вообще грешно. Христос ведь никогда не смеялся.

– Скажите, Гедеон, – спросил президент, нажимая кнопку кофеварки, – вы сегодня ни от кого не получали никаких распоряжений относительно дальнейшего распорядка дня?

– Никак нет, сэр. Мои люди убедились, что все участники совещания покинули территорию, проверили, не забыл ли кто-нибудь что-то в помещениях. После этого все вернулись к обычному режиму. В журнале запланированных мероприятий других записей нет. От вас или ваших секретарей устных распоряжений также не поступало.

– Да, я помню – я вам даже говорил, что сегодня больше никуда не собираюсь и визитёров не жду. Но, может быть…

– Никак нет, сэр, не хочу повторяться. Леди Берилл сейчас находится в гостях у своей подруги, вы это знаете, с ней двое бодигардов. Когда она соберётся домой, то позвонит, за ней будет направлена машина.

Сейчас Брэкетт не производил впечатления эстета, ведущего исключительно рассеянный образ жизни. Отвечал он чётко и с должной степенью металла в голосе, причём металл этот, в отличие от разговора с подчинённым, должен был только подчеркнуть шефу, что коммодор на службе и вполне понимает ответственность стоящих перед ним задач.

– В таком случае – ещё один вопрос. Вы готовы выполнять мои… распоряжения (он хотел сказать – «приказы», но в последний момент воздержался) без оглядки на… чьи-либо другие?

– Не совсем понял вас, сэр. Вы – Верховный главнокомандующий, и, естественно… Разумеется, есть ещё должностные инструкции, которые я обязан выполнять, несмотря на несогласие охраняемого лица…

– До определённого предела, Гедеон. Не забывайте. Есть моменты, когда любые инструкции утрачивают силу. И эти моменты определяю я. Если я поставлю вас по стойке смирно и отдам вам приказ именно как Верховный главнокомандующий, вы его исполните?