— Вот как...
— Да. И борщ у Ярополка правильный, вкуснее, чем у Петровны. Только Петровне не говори, а то она меня кормить перестанет. А это будет серьезный удар по бюджету.
Алисса рассмеялась и подвинула ему бутерброды и торт.
— Какие у нас планы на завтра?
— Предпраздничные, — вздохнул Златослав, принимаясь за еду. — Утром надо проверить и освятить наколотую щепу. Надеюсь, ничего опять не перепутают и привезут именно липовую. Так положено: липа — дерево Сварога. Он уходит на зимний покой, прощаясь с паствой живым огнем. И Мокошь устраивает себе зимний отдых, препоручая судьбы людей Велесу. В ночь с тридцать первого октября на первое ноября ненадолго открываются пути межмирья. Велес многоликий выставляет щиты, не позволяя нечисти проникнуть в наши дома, а мы, волхвы, благодарим мать нашу Мокошь за заботу и заступаем на зимнюю стражу — до середины февраля.
— Я очень хочу посмотреть на праздник, — проговорила Алисса и осторожно коснулась его запястья.
— Посмотришь, — пообещал Златослав. — От яблони никогда никого не прогоняют, иногда даже мелкая нежить к огненным кольцам является.
Тут он сообразил, что фраза вышла какой-то двусмысленной, и смолк.
Неловкое молчание прервалось после появления Степы с Лиссой. Златослав внимательно посмотрел на защитника и удивился:
— Степа! Ты чего это такой мокрый?
Медведь уклончиво забубнил. Златослав потребовал подробностей и выжал из Степана объяснение: «Упал». Из потока мысленных образов удалось выудить, что после разгона домовых защитник решил покрасоваться в блеске молний и повел тигрицу к реке, где влез на хлипкие мостки и начал дразнить сонного водяного. Итог был печален: Степу ухватили за лапу, энергетический щит соприкоснулся с водой, водяного продернуло слабым ударом тока, и он утащил нежданную добычу на глубину — исключительно с перепуга. Ловкая Лизонька покинула место происшествия изящным прыжком, а Степа выгребал к берегу лапами и выбрался на сушу, волоча за собой хвосты водных прядей Мокоши, в изобилии водившихся в реке.
«Боюсь, что Лизонька теперь не захочет со мной дружить, — пожаловался Степан. — От меня воняет тиной, а ей не нравятся скверные запахи».
«У-тю-тю, — поддразнил Златослав. — Степа, надо быть увереннее в себе. Если Лиза тебе благоволит, то тину перетерпит».
«Увереннее в себе? — неожиданно переспросил защитник. — Кто бы говорил! Боишься Алечке руку поцеловать, потому что она аристократка».
«Пошел вон! — обиделся Златослав. — Ты мокрый и тиной воняешь, не порть приятный вечер».
Чай и еда закончились, зябкая сырость пробралась под одежду. Златослав потрогал медальон и отогнал искушение прочитать еще один призыв ветра. Не для баловства эта волшба, не для того, чтобы перед барышнями красоваться. Послезавтра утром придется сложное заклинание погоды читать, чтобы день был теплым, к обеду снежные тучи принесло, а потом прогнало прочь горячим ветром.
Он спросил у Алиссы:
— Пойдем в дом? Можно еще раз чаю заварить, выпить и ложиться спать. Завтра с раннего утра звонить начнут, ритм жизни такой, город до полудня бодрый, а потом медленно засыпает.
Алисса от второго чая отказалась, позвала тигрицу и ушла в свою комнату, поблагодарив Златослава за рассказ. Ему показалось, что колдунья на что-то обиделась. Даже не так. Как будто она чего-то ждала, а он не сделал.
«Велесову ночь отгуляем, потом буду разбираться», — решил он и отправился на боковую — директор горкоммунхоза любил названивать ему с семи утра.
Предчувствия не обманули. В семь ноль пять выяснилось, что в автоколонне не выделили грузовик для перевозки щепы. Златослав мстительно позвонил Глебу Митрофановичу и потребовал обеспечить подготовку праздника на надлежащем уровне. После этого пришлось ехать на площадь, к яблоне. Алисса с тигрицей увязались за ним. Златослав долго думал, как обеспечить гостьям комфортное ожидание праздника, потом вспомнил, что в девять утра откроется детское кафе «Лакомка» и повеселел. Можно будет купить Алиссе молочный коктейль, оладьи и малиновое желе, а самому спокойно заниматься делами, пока она завтракает и посматривает в окошко кафе.