Лисса заныла, требуя, чтобы они варили варенье, но Златослав пресек разговорчики предложением познакомиться с Яблоней Мокоши.

— Мне надо коммунальщиков проверить, прислали ли рабочих канавы прочистить. Так-то я, бывает, и сам чищу, но сейчас неудобно — нам потом на банкет, все будут красивые, а я грязный.

Алисса согласилась, втайне жалея, что Златослав не идет на прогулку с дипломом на плечах — со шкурой, которая не прикрывала рельефные грудные мышцы. Сегодня одежда была неуловимо старомодной, основательной — кирзовыми сапогами можно было мелкую нечисть без заклинания растоптать. Златослав защелкнул наручи на запястьях, потер изрядно отросшую щетину, махнул рукой, пробормотал: «А то говорят, что я несолидный, бороду отращивать надо» и снял с вешалки жилетку с меховой оторочкой. Алисса крепко взялась за его локоть, цыкнула на ноющую Лиссу и отправилась на прогулку, чтобы рассмотреть Зернодар, залитый яркими лучами осеннего солнца. Такого солнца дома и летом-то не бывает, что говорить о конце октября!

Они не стали садиться в дряхлую машину. Прошлись улицами и закоулками, вдоль заборов и одноэтажных домишек. Зернодар напоминал большую деревню: квохтали куры, хрипло кукарекали петухи, заливались лаем собаки, выясняя: «Кто идет? Кто там?». К центру улицы начали выглядеть опрятнее, кое-где асфальт темнел новизной, стволы деревьев были побелены, как и бордюры. А потом Алисса сделала шаг на площадь и онемела от восхищения.

Яблоня Мокоши возвышалась над людьми и пятиэтажными домами — раскидистая, бурая, готовая отойти к зимнему сну. Дерево дремало, но это был отдых чуткого стража. Златослава узнали, поздоровались шевелением веток. Алиссу осмотрели — без особого интереса. Желтый, побитый коричневыми пятнами лист соскользнул с верхушки на асфальт, прошелестев что-то непонятное.

Лисса прижалась к ее плечу, смотрела на яблоню с настороженным удивлением. Немного испугалась.

Степа деловито побежал к группе мужчин в рабочих комбинезонах, выворачивавших из тротуарной плитки чугунные решетки.

— Простите. Я на минуточку, — извинился Златослав и пошел к рабочим вслед за медведем.

Алисса обняла тигрицу, не сводя глаз с яблони. Она видела богиню, прячущуюся в ветвях и складках коры — мудрую, усталую, выставляющую барьеры перед неразумными людьми, не позволяя им войти во вкус технологий, вновь подвести себя и природу к границе гибели. Ограждавшую паству от излишеств и легковерности: Морене легче пробраться в душу, когда человек увязает в лености, бездумном потреблении — не только еды и благ, но и бесконечных развлечений.

Рауни хранила очаг, согревала дом в ожидании Укко. Жрицы оттаивали вечную мерзлоту — небольшие кусочки — если им благоволила богиня. Огонь Рауни не мог победить лед Морены, а Мокошь полыхала силой, дарованной Матерью Сырой Землей.

«Она бы и в схватке с Мореной выстояла, — поняла Алисса. — Но предпочла позвать Велеса, чтобы не марать руки и тканые узоры людских судеб, сплетающиеся в бесконечное полотно».

— Алечка!

Оклик заставил обернуться.

— Алечка! — еще раз позвала Петровна. — Хорошо, что увидела тебя! А где Славик? Вас все ищут.

— Что-то случилось?

— Ничего, просто Глеб Митрофанович решил банкет пораньше начать. А, вот и Славик! Слава, иди сюда!

— Занят! — огрызнулся Златослав и, присев на корточки, начал копаться в канаве, демонстрируя рабочим пригоршни мусора.

Те загомонили, тыкая пальцами в лопаты и грабли.

— Да листва это, Борисыч! Бензина плеснем и сгорит.

— Опять вонища будет на весь город, а когда молочный пакет загорится, дымом полиэтиленовым глаза выест. Дочиста, я сказал! Завтра с утра проверю, найду мусор — прокляну!