Я кивнул. В нашей старой школе тоже раздавали предупреждения, только голубого цвета. Больше двух – и тебя заставляют что-нибудь сделать. Сгребать листья во дворе. Мыть полы в коридоре. Мы с Дэни наполучали таких немало и отдувались за глупости тоже вместе. Как-то мы натерли доску воском… Но что он мог натворить в одиночку?

***

– Не по ошибке, точно? – Дед взглянул на меня поверх очков.

– Я не знаю, мне просто отдали.

– Ты видел что-нибудь? Да, да, да, не отвечай, больничный твой… – Дед еще раз перечитал записку.

– Что там? Что он сделал? – Я попытался перегнуться через стол, чтобы посмотреть, но дед свернул бумагу и убрал обратно в конверт.

– Наверное, ошибка. Я сам с ним поговорю.

Я никогда не понимал, зачем дед просил меня выйти, чтобы с кем-то серьезно поговорить, из-за тонких стен все можно было расслышать и с другого этажа. А уж если кричали… И прежде я не слышал, чтобы Дэни на кого-то кричал, это всегда делал только я.

– Дэни, мне передали жалобу, – голос деда звучал достаточно серьезно.

В ответ только ножки стула заскрипели по полу.

– Дэни, – бас стал тверже, – нельзя уходить, когда с тобой разговаривают. Дэни, стой. Будь любезен объяснить, что ты натворил. – Дед держался на удивление спокойно.

– Эттто ннне я. Не я сссделал. – Бедняга-Дэни снова начал заикаться.

– Хорошо, кто это сделал? Мальчику очки разбили, могли ведь и глаза поранить, стекло все-таки. Дэни, кто его ударил?

– Лео. Ударил. – Заикание прошло как по волшебству.

Фоном играло радио. Сначала мне показалось, что я ослышался. Он ведь не мог и вправду такое придумать?

– Лео, значит… И как все случилось, ты сам видел?

– Просто подошел и ударил! Он всегда дерется! – Дэни принялся тараторить.

– Дэни, твой брат тогда был дома, – вкрадчиво произнес дедушка. – И, насколько мне известно, били, пока что, только его самого.

– Я не делал! Не делал! Не делал! Не делал! – Дэни перешел на крик.

– Дэни, нельзя просто уходить. Дэни, кому говорю! – А вот на повышенные тона перешел и дед.

Кухонная дверь резко распахнулась, и меня чуть не сшибло с ног. Дэни вихрем пронесся мимо и в пару прыжков одолел лестничные ступени. Дед так и сидел за столом, медленно отхлебывал чай и смотрел в окно, за которым уже стемнело. Холода еще не настали, и в саду пели сверчки.

– Как же так, Лео? Что с нами со всеми происходит?

И я бы с радостью ответил деду, если бы сам понимал хоть что-нибудь.

На следующее утро Дэни вёл себя как ни в чем не бывало. О его вечерней истерике помнили, кажется, все, кроме него самого. Будто бы накануне вечером обошлось без криков и хлопанья дверями. Он зашёл на кухню широко улыбаясь, что-то насвистывая и даже…

– Лео, слушай, давай после школы в торговый центр сгоняем? Его открыли давно, только мы с тобой не были.

…и даже заговорил с братом.

– А как же твои н…– На великах вообще быстро доедем, если без дождя. Ну как? – Он радостно смотрел на меня, а я в ответ мог только часто моргать.

– Езжайте, конечно, можете допоздна. Вдруг кино там какое показывают. – К словам дела прилагался ещё и многозначительный взгляд в мой адрес.«Новые друзья», хотел было сказать я, но дед меня опередил:

– А что случилось, ты упал? – От удивления у Дэни брови подскочили.– Хорошо, – согласился я, – поехали, но быстро я не смогу, бок ещё болит.

Он двигался будто бы в ускоренной съемке, когда меняешь режим на камере. Он уже два раза пересел со стула на стул и намазывал третий по счету тост, малиновое варенье он тоже обычно не любил.

– Все-таки, что… – Меня прервал кашель деда.

– Ты же упал тогда, Лео, сам сказал, что упал. – Особое ударение дел сделал на слове «сам».