— Ох, и силен! – искренне удивилась девушка, прикрыв зеленой бархатной рукавицей смеющийся рот. – Поди к батюшке в дружину, будешь в новой кольчуге ходить, сапоги выдадут из телячьей кожи, а то в поршнях-то несподручно в бою. Опять же вострый меч получишь, в гриднице столоваться будешь… или ты голыми руками драться приучен?

— Надо будет – управлюсь и батогом! – мрачно пообещал Нечай, тщетно пытаясь поднять глаза на знатную насмешницу. Лицо горело, как от братовой оплеухи в детстве.

— Только я больше к мирному ремеслу годен, чем к ратному делу. Пахарь я, могу в кузнице помогать, плотницкой работе обучен, лес знаю…

— На все руки мастер, - неожиданно похвалила девушка и тут же добродушно прибавила. – Не серчай, богатырь, я с измальства проказлива да смешлива. Только скоро кончится моя воля, батюшка сулит за нелюбого отдать, а мне бы другу милому переслать весточку. Может, сжалится да вызволит из беды… Скорей бы уже!

— Да ты никак от родичей удрала! – изумился Нечай.

— А пусть не стращают зря! Не то еще будет, скоро совсем из дому улечу, осталось верных крыльев дождаться, - пригрозила красавица, наморщив чуть вздернутый кверху носик.

— Неужто в тереме княжеском такое худое житье? – невпопад спросил Нечай, растерявшись от резкой смены разговора.

— А ты как спознал, что я князя городецкого дочь? – распахнула она ясные очи, словно денежкой подарила.

— Наугад брякнул, - признался Нечай и густо залился краской.

Не то гнев сдавил грудь стальными оковами, не то глухая тоска. Пошутит с ним озорница и ускачет в свои хоромы, там дородные нянюшки с нее сафьяновы сапожки снимут, белое личико омоют да угостят медовыми орешками, а Нечаю еще воз до дома тянуть. И что хорошего дома ждет?

Как средний брат оженился, пришлось младшему перейти в холодную клеть, пока пристрой не готов. А в большой избе шум да чад, молодайки часто бранятся – дым коромыслом, дитя в зыбке кричит день и ночь, уж и бабушку – лекарку из Ощипок призвали, должна помочь.

«Уйти, что ли, и правда, в город… Может, хоть там долю свою найду», - подумал Нечай.

— Ну, прощай, богатырь, не поминай лихом! А про встречу нашу не сказывай никому. Будут вопрошать, прикинься глухим или еще лучше задержи погоню, – красавица стегнула коня шелковой плетью с золотой кисточкой на рукояти и умчалась прочь.

«Вот так приказ! Не взнуздала, а понукать норовит... Еще и богатырем назвала, за какие ж заслуги?»

У Нечая сердце в груди зашлось, шаг ступит и перед глазами юное девичье лицо мерещится, словно солнышко промеж тучек светит. Оморочила девка, а что толку?

Легче зайца в чистом поле догнать, чем посвататься смерду к городецкой княжне. Батюшка ее больно лют, сказывают, такого не слезой, не лаской не растопишь – раз сыскал годного жениха, значит, быть свадьбе. А она к милому другу лететь собралась…

Прямо как та лебедушка белая. Ох и запала в душу перышком невесомым!

Себя не помня, прошел Нечай с полверсты и уже на виду селенья наехали на него ратники числом более десяти, главный среди них в бобровой шапке и черном плаще, подбитом волчьим мехом, на груди кольчужный броник тускло поблескивает.

Принялся сотник спрашивать о пригожей девице на сером жеребце. А когда Нечай молчком головой покрутил, мол, знать не знаю, ведать не ведаю про что речь, главный ближе подъехал и кнутовищем небрежно плечо задел.

— В глаза мне смотри, холоп! Узнаю, что лжу молвишь, насмерть запорю.

Взвизгнул кнут, мелькнула перед лицом оскаленная лошадиная морда в дорогой узде… «И животина сегодня надо мной потешается!» Как тут стерпишь? Нечай словно от страха качнулся назад, а потом пригнулся и вполсилы хватил чужого коня кулаком в бок.