- Это как-то… как будто они его стыдятся.
- Не стыдятся. Но он так и решил, когда услышал.
Ульяна тоже решила бы так, если б узнала, что родители хотят её отослать куда-нибудь. Точнее… нет, странно вот.
- И ты их забрала. Привезла сюда… а дядя Женя?
Бабушка вздохнула и, перекинув нитки через спицы, воткнула те в клубок.
- Это… уже моё напоминание, что детей надобно отпускать. Ведьмаки в роду появляются не так и часто. Всё ж это как бы не совсем та сила, которая для мужчин. Вот и испытывает она раз за разом. Колобродит, дурманит разум, то в одну сторону толкая, то в другую… а он с малых лет ещё неспокойный. И страшно было, что оступится. Даже не знаю, чего больше боялась. Того ли, что себе навредит или того, что другим… вот и следила за каждым шагом. Куда ходит. С кем ходит. Что делает. Даже не выспрашивала, но допрашивала. Запрещала многое. Проще уж сказать, чего разрешала. А он меня любил. Верил, что для его же блага… одного дня пришёл и говорит, что, мол, ему работу предложили. На государя.
- А вы… с государем…
- Порой сотрудничаем. Сложно жить в государстве и быть полностью от него отделённым. Так что есть договор, который мы блюдём, и правила, и предписания, и многое, многое иное. На службу наших примут… вон, Никиткина родня частенько идёт. Подразделения особые, секретные, но… есть. Кому надо, те знают. Так вот, службу и Жене предложили. Он и загорелся идеей. Прям ни о чём другом и слышать не хотел. А я… я прямо как представила, что он делать будет. Ведьмак – это ведь не лес на пожарищах выращивать или ликвидировать разливы нефти. Это… иное. Они для войны. С тварями, да, но… как бы… твари всякими бывают. И тьма, она ведь не та страшна, которая вовне. Та, что внутри, куда хуже. Твари её чуют. Умеют пробуждать. Пользоваться. И порой случается так, что ведьмак не справляется со своим даром и сам становится тварью. А с такой уже просто не сладить. Бывали случаи. Знаю. Я испугалась, Ульяна. Испугалась, что он пожелает обрести больше силы. Больше свободы. И что потом, после…
- Вы запретили?
- Да.
- А он послушал?
- Спорили мы тогда долго. Много. И я… я сказала, что если уж он так желает, то может быть свободен. И от меня, и от семьи. Пусть идёт на все четыре стороны.
Дядю Женю стало жаль.
Неимоверно.
У Ульяны семьи вот никогда не было, но если бабушка уедет, и Игорёк, и Никитка, и прочие… Ульяне будет плохо. Она осознала это очень ясно. А каково, когда ты в этой семье с малых лет? И вот она берет и от тебя отворачивается.
- Он не ушёл?
- Нет. Он выбрал семью, остался, но это никому не принесло пользы. Женя перестал заниматься и дар свой забросил. Зачем, если ему нет применения, только вред один. Пробовал то одно, то другое… а там и запил.
- Может, если бы… ведь не поздно было бы вернуться?
- Наверное. Я один раз, когда… не выдержала. Так и сказала, чтоб шёл. А он глянул этак, устало, и сказал, что нет у него желания. Ни на что нет желания.
Страшно, если так-то.
- Вы же… вы же добра хотели.
- А так оно зачастую и бывает. Редко кто желает детям зла. Но и добром своим наворотить можно так, что после и не разгребёшь. И поймёшь это, когда уже поздно будет. Если ещё и поймёшь.
- Наново! – крикнула Ляля. – Пусть наново играют! И кто-то следит за шахматами…
- Как наново, если фигур не хватит?! – это уже Лёшка.
- Дети должны взрослеть. А взрослые должны давать им такую возможность.
- И вы сейчас даёте мне возможность повзрослеть?
- Не только тебе.
- А если… если мы ошибёмся?
- Обязательно ошибётесь и не по разу. И до самой смерти ошибаться будете.