Есте устало массировал переносицу.

– Ты уверена?

– Да. Я не знаю, почему так, но да, уверена. Странно только, что тело не обглодали. То есть эта тварь не была достаточно голодной?.. Я сначала подумала на эту… как ее… Ну, эту тварь с крыльями, которая по ночам охотится и мозг у молоденьких девушек выедает… Ну эта… Ну ты же понял, бабушка точно тебе эту жуть на ночь читала. В общем, это явно не такая штука.

– Ты уверена? – повторил Есте.

– Сомневаешься. – Рита сжала зубы. – Много ли бы ты дел раскрыл без меня, а?

Есте промолчал.

Рита достала телефон из кармана, открыла камеру. Качество будет паршивым, ведь мобильник древний. Риту это бесило, но ей нужны были кнопки. А как иначе, если ты постоянно в перчатках?..

– Я не разрешал фотографировать. Это – жертва расследуемого преступления! Тебе вообще нельзя ее видеть.

Рита усмехнулась. Вот он как заговорил!

– Я не для распространения. Не переживай.

Глаза ее сверкнули. Глаза непреклонного человека. Даже так: глаза непреклонной ведьмы.

Рита сделала три фотографии губ покойницы, следы укусов, когтей и направилась к выходу.

– Пока, мальчик!

Рита в последний раз взглянула на девушку на столе. Такая спортивная, ухоженная.

Есте говорил, ее нашли в спортивном костюме. Реши она лишний раз полежать на диване, вместо того, чтобы бежать в городской парк, после работы, в темноте… Останься она дома, не погибла бы. Вот поэтому Рита не любила спорт.

День вышел действительно паршивым. Предчувствие не обмануло. От этого стало как будто спокойнее на сердце.

В небольшом скверике, разбитом перед зданием больницы, Рита тяжело села на скамейку. До чего же паршивый день! До чего же неприятно признавать свое бессилие.

Небо затянуло тучами.

Пожилого мужчину в коляске катили к машине. Парень лет двадцати, с красным носом, с пачкой бумажных носовых платков, прошел мимо Риты и смачно чихнул.

Здание было старым, еще с середины прошлого века. Когда Рита переехала в Норберг, больница стояла еще в лесах. Стройку приостановили, когда лучшие доктора ушли добровольцами на фронт, а главный Благотворитель взорвался на мине там же.

Госпиталь достроила вдова Благотворителя уже после войны, когда ее маленький сын заболел, и оказалось, что везти его некуда. Ребенок поправился, история не трагичная, но мамашка перепугалась и отдала треть состояния на завершение строительства больницы и приюта для бездомных в придачу.

Напротив главного входа стояла статуя Благотворителя, держащего на руках своего сына (который, к слову, родился через месяц после его смерти).

Уродливая статуя, вся в голубином помете. Отчего-то Рита расслаблялась, смотря не нее.

Такие знакомые губы. Накрашенные сливовой помадой. Стойкой, яркой. И сережка с необычным камнем… Рита точно ее где-то видела!

Есте, последовавший за ней, откашлялся.

– Мне стоит извиниться.

– Это вопрос или неумелое извинение? – усмехнулась Рита, не отрывая взгляд от статуи Благотворителя.

Начался мелкий дождь. Странно, что он не смывает голубиный помет со статуи.

– Скорее, второе. – Есте неловко улыбнулся и сел рядом с ней.

Рита смерила его взглядом, отвернулась к статуе.

Есте сегодня не брился. Рубашка мятая. Как и вид в целом. С тоской Рита заметила, насколько же он постарел. Время не жалеет людей.

– Тебя из кровати, что ль, дернули? Выглядишь паршиво.

– Спасибо за честность.

Рита печально взглянула на него.

– Мы давненько не виделись. Ты постарел. Не обижайся, но ты очень постарел.

Есте не обижался. Он ведь знал. Хотя он не то чтобы постарел. Ему всего-то двадцать девять. Только с Ритой они познакомились много лет назад.