Это ж когда было-то? Мы проходили. О признании ведьм и ведьмаков, об уравнивании прав с магами, о мерах, позволяющих улучшить обслуживание… и что-то там еще.

Это ж до моего рождения.

Задолго.

- Многие не особо верили, а я вот рискнул. Открыл кабинетик, травки там, заговоры. Практика, стало быть, частная. Оно-то дело пошло, конечно.

Афанасьев вздохнул и поднялся.

- Да только скоро мне тошно сделалось. Не мое это… совсем. Терпел, терпел, да и… - он махнул рукою. – Хреновый я ведьмак. А от участковым неплохим был. Вставай. Иди ополоснись и поедем.

- Куда?

- К доктору. Больничный закрывать.

- А…

- Ушла она от меня, - на мой невысказанный вопрос Афанасьев все же ответил. – К полковнику одному, пусть не шибко родовитому, но с перспективою. Я не виню. Она иной жизни желала, которой я дать не мог. Её и получила. Была счастлива.

А он?

Был ли? Он ведь одиночка, а… спрашивать неудобно.

- Иди, давай, - Афанасьев отвернулся. – А то ж люди ждут.

Я и пошла.

Ванная комната в моей каморке имелась. Ну как, комната. Крохотная, куда только и влез, что умывальник да штанга с душем. Я задернула старую шторку и включила воду. И стояла. Просто стояла, позволяя воде смывать с тела и пот, и остатки зелья.

Все одно странно…

Почему Афанасьев в реестрах не числится? Если дело свое открывал, то должен был получать лицензию. А значит, и в реестр попал бы. А там, коль попадаешь, то и остаешься до самое смерти.

Но тогда на деле имелась бы отметка.

Или она имелась?

Мне-то личные дела в руки никто не давал. Не того я полета птица. Хотя… будь такая отметка, участок считался бы укомплектованным. И запрос на ведьму не удовлетворили бы, а повесили бы все эти дела на Афанасьева.

Или в те времена, сразу после выхода высочайшего указа, никто реестров не вел? Может и такое статься. Тогда-то бумаг было больше, но и терялись они куда чаще. Никаких тебе общих баз, облачных хранилищ и мгновенного обмена информацией.

Нет.

Все равно ничего не понятно.

Кроме того, что мне, кажется, очень сильно повезло. Но это-то и подозрительно.

Закутавшись в старенький – еще в студенческие времена его прикупила, с первой стипендии – любимый халат, я выглянула из душа.

Афанасьев колдовал над плитой.

Плиткой. Нормальная-то плита не встала, а вот плитку электрическую я прикупила. Одной много ли надо? Холодильничек тоже подобрала как-то.

И вот куда его?

С собой?

А как? Еще ведь вещи, пусть немного, но все-таки… и телевизор. Ноут ладно, он маленький, кину в сумку и все. Телефон. Зарядки. Что еще? Косметику. Полотенца в количестве трех штук и массажер для ног, приобретенный в пору осенней депрессии. Я его даже распаковала.

- Садись, - велел Афанасьев.

Стол у меня был так, не стол даже, а доска, приставленная к подоконнику и ножкою подпертая. Сотворила его не я, а жилец, который обретался в этой норе до меня. Но я приспособу оценила.

А вот стул уже родной, притащенный с ближайшей помойки.

Нет, участковые ведьмы получают неплохо, но мне вот как-то всегда было жаль деньги тратить. То ли сказалась привычка экономить, то ли сама по себе я была жадной.

Стало вдруг стыдно.

И перестало.

Афанасьев раскладывал по тарелкам яичницу. И вот как получилась-то! Белые озера белка, который схватился плотно, без соплей, и в то же время яркие острова желтков. Сверху – мелко порубленный лук.

Кусок сливочного масла, что таял и расползался тонкими ниточками.

Хлеб.

И тушенка, вывернутая из банки в глубокую миску.

- Ешь, - Афанасьев подвинул тушенку ближе. – Не стесняйся.

Я бы, может, и застеснялась, но голод… запах… кажется, в жизни я такой голодной не была. А потому только и выдавила: