Она почувствовала себя глупо. Он скомкал бумажку и махнул ей рукой – иди, мол.

– До свиданья, – пробормотала Эгле, совершенно растерянная.

Он замахал энергичнее, предлагая ей немедленно выметаться из кабинета и не тратить его драгоценного времени.

– Вообще-то, я ждал поощрения, – сказал полицейский комиссар Ларри. – Вместо этого меня грозят отдать под суд, если случится утечка информации. Признавайся, это твоя крыша в Вижне прессует мое начальство?

Мартин пришел в управление к трем, официально – чтобы дать показания, на самом деле – за новой информацией. То, что он выяснил, не удивило его, но оставило скверный осадок на душе. Спокойно уйти не дал комиссар – потащил в кабинет, пропахший сигаретным дымом, усадил в кожаное кресло, которое, как всем было известно, служило комиссару и массажером, и койкой для дневного сна, и начал изливать на чужую голову раздражение, опасения, надежды и обиды:

– Если ты меня понимаешь, это громкое дело, почему не собрать пресс-конференцию? Почему мы стоим в позе страуса, ведь все знают, что «Новая Инквизиция» была и она убила человека! Что же, она растворилась в воздухе? А впереди еще следствие, экспертизы, суд. Почему твой, извиняюсь, патрон заклеивает нам рты?!

– Не совсем понятно, какого ответа вы от меня ждете, – сказал Мартин. – Если вы думаете, что я влияю на патрона, вы ошибаетесь. Равно как и он на меня нисколько не влияет. Еще раз: чего конкретно вы от меня хотите?

Ларри запыхтел: Мартин обращался к нему на «вы» в исключительных случаях, и это был крайне дурной знак.

– Вообще-то, ты тоже заслужил поощрение, – сказал комиссар тоном ниже. – Ты, везучая сволочь, заслужил орден! Это же выгодно Инквизиции – показать, что самозванцы в этих… балахонах… задержаны! И сделала это наша полиция… с подачи верховного инквизитора Одницы! Объясни, почему нет?

– Потому что подражатели, – сказал Мартин, и Ларри уставился на него, как на летающего крокодила. Комиссар смотрел секунду, другую, а потом выражение его глаз изменилось: он понял.

– Задница, – сказал Ларри и сплюнул. – Какая жопа, Мартин. Это же как с маньяками…

– Ты никогда не думал, что мы слишком мягко обходимся с ведьмами?

– Но вы правда… слушай, у моей жены на работе уволили ведьму за опоздания, так восстановили по суду! Это как, справедливо?!

– Ты никогда не думал, что рыба гниет с головы, а Великий Инквизитор, тридцать лет женатый на ведьме, должен оставить свой пост?

– Я не стану обсуждать дела твоей семьи!

– А люди так думают. И пока они возмущаются в сети или выходят на уличные протесты, все нормально. Но когда психопаты, или садисты, или травматики, пострадавшие от ведьм, массово начнут подражать «Новой Инквизиции»…

– Ладно! Убедил, сделаем вид, что у нас вместо ртов куриные гузки…

– Как ты думаешь, почему мой отец продержался на своем посту все это время? Потому что он эффективен, Ларри. И герцог это понимает, и все, кому надо, это понимают. – Мартин посмотрел на часы. – Прошу прощения, у меня встреча.

Поднимаясь, Мартин случайно включил механизм кресла, и скрытый под обивкой массажер попытался укусить его за ягодицу. Без успеха.

В две минуты седьмого она ходила по номеру, как тигр в клетке, от стены к стене. В три минуты седьмого зазвонил гостиничный телефон. Эгле схватила трубку.

– Спускайся, – сказал он, не здороваясь. – Серый «Лебедь», последние цифры номера – тридцать три.

И запищали гудки.

Она сбежала по лестнице, не дожидаясь лифта. Вышла на обочину напротив входа в гостиницу, и тут же рядом притормозила серая машина. Приоткрылась передняя дверь. Внутри было холодно, так холодно, что даже больно; стуча зубами, Эгле с трудом защелкнула пассажирский ремень.