Подхватив шляпу, что оставил при входе, а также свой объёмный саквояж, Лирея, поклонившись, вышел на крыльцо. Я же, посмотрев по сторонам с мрачным предчувствием, встретилась взглядом с репортёром, что с букетом цветов поднимался на крыльцо к моей соседке. Увидев меня, он широко улыбнулся и, как только дверь открылась, сразу юркнул в дом.

– Всё хорошо? Вы побледнели, госпожа Шорс, – мастер строгим взглядом осматривал улицу, ища источник моего изменившегося настроения.

– Всё хорошо, не волнуйтесь. С этим недоразумением я разберусь сама. До завтра!

– До завтра! – бодро сбежав с крыльца, Лирея, присвистывая, направился прочь.

Я же, вернувшись в дом, пошла в кабинет, где, усевшись на подоконник, стала наблюдать за домом соседки. Финик не заставил себя ждать и очень скоро запрыгнул ко мне на колени.

Медленно гладя шерсть за ушком, я не спускала глаз с улицы. Репортёр мне категорически не нравился. Ходит, что-то вынюхивает… Тем более, зная теперь его имя, я вспоминала, что все самые грязные и противные статьи, обвиняющие Шэннон и не только, писались за его авторством. Может, драконица ему на хвост наступила, вот он и взъелся? Никто не свят. Если тщательно покопаться, то можно найти грязь даже там, где, казалось бы, её отродясь не было.

– Что-то он там долго… – закусив губу, я решительно вскинула голову и, подхватив на руки лиса, встала. Я чувствовала, как от зверька исходит волна беспокойства, смешанная с недоумением, но твёрдо решила не дать себя использовать наглому мужчине, что кружил вокруг.

Выйдя, я медленно направилась вдоль улицы, всем своим видом показывая, что иду на прогулку, но стоило мне подойти к перекрёстку, как я тут же свернула, а после и вовсе юркнула на небольшую улочку, что пролегала среди задних дворов соседей.

В некоторых районах были самые настоящие заборы, тщательно скрывающие личную жизнь жильцов, у нас же – плотные посадки то ли деревьев, то ли кустов. Раз в месяц приходил садовник, который стриг их и следил за надлежащей формой.

На моём дворе был такой же живой забор, и я точно знала, что выглядящие грозно ветви на самом деле не причинят вреда. Я раз пять уж точно лазила за Фиником сквозь них. Так что, найдя нужный забор, я ловко просочилась внутрь под возмущённым взглядом лиса.

– Не сердись! Нам нужно узнать, что задумал этот противный волк. Я нутром чувствую, что он хочет извалять в грязи моё имя. Не дадимся ему… – шептала я в настороженные ушки Финика, на что он, извернувшись, лизнул меня шершавым языком в щёку, одаривая тёплой волной – лис был решительно настроен меня оберегать.

Задний двор был образцом для любой хозяйки: яркие ухоженные клумбы, милая деревянная беседка и небольшой журчащий фонтанчик. В жару здесь, должно быть, очень хорошо выпить стаканчик-другой освежающего коктейля и, прикрыв глаза, насладиться движением воды и сладким ароматом цветов. Я так и видела, как днём порхают бабочки, привлечённые крупными головками цветов, жужжат трудолюбивые пчёлы, желая собрать как можно больше нектара, а по ночам поют цикады. Подавив завистливый вздох, я твёрдо решила уже наконец заняться и своим двориком.

Подтягиваясь на носочках, я с любопытством заглядывала то в одно, то в другое окно, пока не нашла нужное.

Они попивали чай. И, к моему удивлению, стервозная соседка то и дело заливалась румянцем и смехом, а вот расчётливый взгляд репортёра говорил, что он, в отличие от неё, не очарован. Мужчина то и дело вчитывался и вглядывался в альбомы, что подавала ему женщина.

Рира, молодая драконица, недавно покинувшая отчий дом, поселившаяся на другом конце улицы и открывшая у себя керамическую мастерскую, как-то говорила мне, что подозревает, будто соседка следит за каждым жильцом в нашем квартале и ведёт записи. Я тогда отмахнулась, переведя всё в шутку, но теперь, глядя на стопку записных книжек, альбомов и на два телескопа, установленных около окон, решила, что та была права. Похоже, госпожа Риццешер любит подглядывать.