Вскрикнула. Не от страха, от боли. Ведь пальцев своих уже не чувствовала, а мертвец все сжимать продолжал, вставая.

Возле дома завыли волки. Яростно, зло, на защиту мою кидаясь. А в дверях показался медведь, рыча так, что кровь в жилах стыла.

– Тихо, Феоктист, тихо, – зашептала я, непонятно кого уговаривая. Волки с медведем сейчас от Архара и клочка не оставят, вон уже и Митрий со стаей в проеме дверном стоят.

– Вы его оттесните от меня аккуратно, я ведь обряд не закончила, – попросила, стараясь не делать резких движений. Умертвие ведь сейчас тоже силу применить может.

– Аккуратно? – переспросил очень злой Феоктист.

– Предельно! – не стала скрывать. – Это умертвие новообращенное, силу его представляете? Он чуть сильнее руки сожмет, я без кистей останусь.

– Понял, – Митрий справа от кузнеца зашел, всей пастью вцепившись ему в ногу. Умертвие – не человек, боли не почувствует, но внимание свое мертвец все же на волка переключил, выпуская меня из захвата.

А мне только того и надо было. Я руки крестом вновь на грудь его положила, договаривая то, что не успела в прошлый раз:

– Краста Крионе, – сердце под моими ладонями забилось правильно. Медленно, ритмично, очень четко. А Архар замер на миг, тут же на пол в беспамятстве оседая.

– Живой? – неверяще пробасил Феоктист.

– Пока очень косвенно. Сейчас раны залечить надобно, а то опять душу ловить придется.

– Мы тут подождем, – выдал Митрий. Опасался он, что снова умертвием кузнец обернется. Я лишь кивнула, уже начиная залечивать самые сложные раны. Эти заклинания я уже знала хорошо. Будто бы еще в прошлой жизни пользовалась, хоть и не была тогда магом. Странное ощущение, сложное, задевающее тонкие струны в душе, отчего внутри начинало томно ныть.

Подлатав кузнеца, я попросила Феоктиста поднять его на лавку.

– Отойди подальше, пожалуйста, а волки пусть к лесу идут. Мне с женой Архара переговорить нужно, – сказала медведю ласково, а у самой от боли уже по всему телу прострелы шли.

– Ты сейчас прямо тут свалишься, – решил поспорить со мной Феоктист.

– Я лесу нажалуюсь, превратим тебя в дуб, месяц сидеть будешь, – пригрозила тем, чего медведь действительно опасался. Месяц без движения для деятельного Феоктиста, похуже смерти казалось.

– Пять минут, – он поднял лапу, загибая один палец. То есть, будет считать.

А я, дождавшись, когда звери уйдут, поспешила крикнуть жену кузнеца. Она только того и ждала, забежала, будто бы и дитя не носила, как лань легкая. Кинулась на грудь мужа.

– Будет жить, не переживай более, – сказала ей. – Только за сердцем следи. Как перебои будут, зелье дашь. Завтра или сама приди ко мне на опушку, или пришли из девиц кого, я сделаю несколько порций сразу. Хотя, может и обойдется всё.

Я поправила капюшон плаща, что натянула наспех, как зверей выпроводила. И добавила:

– Как ребеночек попросится, не терпи, сразу клич мне кидай, да на опушку иди. Я в деревню прийти не смогу больше, так что, если приспичит тут прямо, не серчай.

– Видела ты что-то? – тут же испугалась она, бессознательно руками живот прикрывая.

– Заговор на Архаре был на смерть лютую. Уж не знаю кто и когда наложил, но если бы не умер он сегодня на короткий миг, то смерть его чуть позже нашла, – не стала пугать я её полной правдой, и так белее мела передо мной сидела. Известие об умертвии и сильного волей покоробит, а слабую девушку и подавно. – А раз с главой семьи не получилось, на дитё перекинуться может. Я помогу.

Она закивала, слезами вновь заливаясь. А я в голове уже план по кусочкам складывала. Как пуповину перерезать буду, заклинание по изгнанию из рода прочту. Оно до 15 лет никак не аукнется, а потом сын от семьи отдаляться начнет. Но лучше так, чем смерть за ним по пятам идти будет.