Все. Теперь можно отправляться.

Ровно в шесть, секунда в секунду, я коротко стукнула в дорогую резную дверь. Общежитие для богатых и родовитых существенно отличалось от нашего. Здесь и коридоры были шире, и ковры лежали на полах, и тяжелые портьеры висели на окнах, из которых даже зимой не дуло. Двери в комнаты — вообще отдельная история. Наши были тонкими, из простых сколоченных досок, щели в которых мы самостоятельно затыкали старыми тряпками. Здесь же створки можно было назвать произведением искусства. Но при всем этом знать, что находится в комнатах мне совершенно не хотелось.

Дверь открылась бесшумно, не то, что у нас, и отпрыск великого рода предстал предо мной во всей красе.

Чего не отнять у Севейнела, так это холености и красоты. Белоснежная шелковая рубашка с небрежно расстегнутыми двумя верхними пуговичками, черные узкие брюки с широким поясом, последний, если мне не изменяет память, является обмундированием боевого мага и хранит в себе немало неприятностей для ведьмы, высокие сапоги из кожи василиска. Довершает картину нарочная небрежность в красиво рассыпавшихся по плечам черных волосах и довольная наглая улыбка на точеном аристократическом лице. Не будь он таким засранцем, вот честное слово, влюбилась бы не глядя.

— Пришла все-таки, — улыбка высокородного мерзавца стала еще шире.

— Пришла, — констатировала я факт своего пребывания на пороге его апартаментов. В отличие от нашей комнаты на двоих, Севейнел жил один в полноценном блоке, состоящем из гостиной, спальни и кабинета. Ну, так девчонки рассказывали, я-то в этом общежитии за три года всего пару раз была, и то исключительно по делу. То бишь там двери подпалить, жаб в коридор напустить, пол тончайшим слоем льда покрыть, ну и другой весьма доходной мелочевкой побаловаться.

— Ну, проходи, раз уж пришла, — Севейнел сделал шаг назад и чуть в сторону, чтобы я могла пройти, но при этом встал так, чтобы мне пришлось протискиваться между ним и дверью. Наглая ухмылка не оставила сомнений в том, что это было сделано специально.

Полчаса, Ринка, тебе нужно продержаться не больше получаса.

— Ну что, ведьмочка, — довольно промурлыкал Севейнел, обходя меня по кругу, — развлечемся? — Он остановился прямо передо мной и, скрестив руки на груди, продолжил издеваться: — Что ж ты прям как не родная. Располагайся. Ночь у тебя будет длинная. Да и плащик-то уже сними.

Я послушно сбросила накидку и с удовольствием пронаблюдала, как меняется лицо Севейнела.

Да! Один его опешивший вид стоил того, чтобы испортить свое лучшее платье.

— Я не понял, ведьма, это что за тряпка на тебе? Мы о чем договаривались? Где твое лучшее платье?

— Да вот оно, — я с удовольствием осмотрела свое творение, даже руками расправила остатки подола и демонстративно стряхнула с рукавов золу. — Видишь, как старалась? Для тебя, дорогой, ничего не жалко.

В образовавшейся тишине отчетливо раздался скрип зубов. Я медленно подняла глаза на Севейнела и поспешила себе напомнить, что мне осталось продержаться уже даже не полчаса.

Севейнел шумно выдохнул. Я замерла, думая, что он, как обычно, разозлится, но поняла, что он ожидал от меня чего-то подобного. Не конкретно выходки с платьем, но готовился к тому, что я не буду покладистой, несмотря на клятву, и все равно ему это не нравилось. Интересно, на что еще он рассчитывал?

— Ну что ж, — наследник великого рода наконец отошел от меня и, усевшись в кресло, взял в руки бокал вина. — Снимай это, — он брезгливо повертел кистью руки, словно не зная, как обозвать мой наряд.