– А разве не знаете, Софья Андреевна? – осведомился инспектор, нахмурившись.

Из-за глубоко посаженных глаз, над которыми нависали темные брови, лицо Левина и без того всегда хранило угрюмое выражение, а уж когда он бывал чем-то недоволен, хотелось поскорей убраться подобру-поздорову.

– Понятия не имею, – совершенно честно ответила я, против воли своей вжимаясь в спинку колченогого стула, заготовленного в Инспекции как будто специально для посетителей.

Взгляд Левина стал еще тяжелей, точно та самая могильная плита, из-под которой вылез злосчастный беспокойный мертвец, принесший мне столько бед.

– Вы удивительно не осведомлены для ведьмы, – отметил инспектор, поднимаясь на ноги и подходя поближе.

В этот момент я пожалела, что посетителей этот человек всегда усаживает. Когда над тобой нависает мужчина под два метра ростом и без того неуютно, а если ты еще и смотришь на него, сидя на стуле, то вовсе сердце начинает ускорять стук.

– Я просто не любопытна, – тихо и чуть сдавленно произнесла я, задирая голову, чтобы смотреть в глаза инспектору.

– Прискорбно, весьма прискорбно, – заметил Левин, покачав головой. – А ведь запрещенная волшба осуществлялась этой ночью буквально под вашими окнами.

Я растеряно захлопала глазами, не зная, что и сказать. Колдовать я могла прекрасно, а вот чужую силу действительно ощущала с трудом: так отозвалось прерванное неурочным появлением отца гадание. Об изъяне знали разве что мама и отец, но вот причины его я родительнице не решилась сказать ни в шестнадцать лет, ни сейчас. А папа… папа вообще не считал, будто я тогда занималась с зеркалами чем-то серьезным или опасным, так что случившемуся просто не придал значения.

– Но я действительно ничего не чувствовала, – пробормотала я, мечтая больше всего на свете покинуть этот кабинет с выкрашенными в мерзкий зеленым цвет стенами. Как угодно, хоть мышью обернуться и в щель просочиться, только бы домой – и запереться на все замки разом.

А ведь придется к маме ехать, там меня ждет «хороший мальчик», Умирает, как хочет увидеть. Как только матери удается каждый раз заманивать этих несчастных в свои тенета? И когда ей надоест навязывать каждому, хоть сколько-то подходящему мужчине, свою негодящую дочь?

– Печально, Софья Андреевна, все это чрезвычайно печально. Надеюсь, вы не сочтете меня чересчур навязчивым, если я попрошу вас пригласить меня к в гости?

Внезапно стало зябко.

– Вы хотите провести обыск?

Левин покачал головой.

– С чего бы мне проводить у вас обыск, Софья Андреевна? Вы ведь ничего противозаконного не совершали. Просто, учитывая наше долгое знакомство, странно, что я все еще не побывал у вас в гостях. Так пригласите?

Долгое знакомство… Я и сама могла говорить вот так плавно, окутывая собеседника словно бы паутиной из слов, но рядом с инспектором то ли от оторопи, то ли от страха становилась невероятно косноязычной.

– Хорошо, – чуть заторможено кивнула я. – Я приглашаю вас. Завтра.

Такой ответ почему-то инспектора не устроил.

– До завтра много воды утечет. Не могли бы вы пригласить меня сегодня?

Если вдуматься, то будь моя воля – я бы предпочла обыск визиту к матери, но она вряд ли оценит такой размен.

– Простите, но нет. У меня еще дела сегодня, – тихо ответила я, как-то разом поникнув. – Меня ждут сейчас, Кирилл Александрович.

Этого «инквизитора» мой ответ ни капли не устроил. Должно быть, решил, будто я собираюсь спрятать от него что-то. На самом деле стоило бы. К примеру, нижнее белье на сушилке прямо посреди кухни, и сковородка стоит уже третий день немытой. Вряд ли стоит нечто подобное показывать постороннему мужчине.