– Раздевайтесь.

– Что? – не поняла Лидия.

– Глухая, что ли, раздевайся, – перешла на «ты» тетка.

Лидия негнущимися пальцами расстегнула пуговицу у горла. Стащила платье, оставшись в одном нижнем белье. В комнате витал весенний холод и сырость.

– Снимай все, – приказала тетка. – Непонятно, что ли?

Лидия не могла пересилить себя. Раздраженная незнакомая женщина требовала полностью обнажиться перед ней. Переминаясь с ноги на ногу, Лидия расстегнула бюстгальтер и осторожно положила его на стул.

– Трусы, тетеря, тоже снимай. И живее, живее, – распорядилась тетка.

Мамыкина зажмурила глаза. Ей отчаянно захотелось плакать. Почему процедура такая унизительная?! Она что, специально рассчитана на то, чтобы человек почувствовал свое ничтожество? Глядя в угол комнаты, Лидия выполнила приказание тетки.

– Открыть рот, – скомандовала тюремщица. – Шире, еще шире. Так, теперь уперлась руками в пол. Давай, давай, шевелись. Хорошо. Растопырься. Дура, что ли, не понимаешь, что я сказала? Быстрее. Ну! Можешь одеваться.

Красная от стыда и унижения, Лида трясущимися руками натянула кое-как одежду. Тетка скрылась, заперев ее в комнатке. Мамыкина присела на стул. Мыслей в голове не было, хотелось только одного – чтобы происходящее оказалось сном. Она не знала, сколько времени прошло, когда загромыхала железная дверь. Появилась тетка-тюремщица, вместе с ней молодая и вальяжная красавица в белом халате.

– Добрый день, – произнесла она грудным голосом. – Встаньте, пожалуйста, – обратилась она к Лидии. – Снимите платье.

– Что, опять? – Лидия встрепенулась.

– Да, да, – улыбнулась докторша. – Снимайте. И нижнее белье. Очень хорошо!

Пришлось снова выполнить унизительные процедуры. Красивая докторша с легкой улыбкой убедилась, что Лидия не скрывает оружия, капсул с ядом или микрофильмов.

– Заберите это, – отдала она распоряжение тетке-тюремщице.

Та с брезгливостью сгребла вещи Лидии и направилась к выходу.

– Не беспокойтесь, милочка, – заметив немой вопрос Лидии, сказала докторша, сияя искорками бриллиантов в ушах. – Через несколько минут вам принесут другую одежду. Пока, пожалуйста, подождите!

Несколько минут растянулись более чем на четыре часа. Тюремщица конфисковала и туфли, поэтому Лида, поджав ноги, попыталась усесться на железный стул. Сиденье было холодным и неудобным, в такой позе она продержалась не больше получаса. Бетонный пол, несмотря на теплую погоду, отдавал пронзительным холодом. Лидия заплакала. От отчаяния. От внутренней боли. От ужаса и ощущения абсолютной беспомощности.

Наконец, едва Лида впала в тревожный сон, дверь распахнулась. Появилась тетка и грубо растормошила ее.

– Не спать! – проорала она. – Это запрещено!

– Где моя одежда? – устало произнесла Лидия. – Отдайте ее. Мне обещали, что через несколько минут все принесут.

Тетка ничего не ответила, выбежала, но через несколько минут появилась с грудой тряпок.

– Одевайся, – произнесла она.

– Это не мое, – растерянно сказала Лида. Вместо хорошего крепдешинового платьица, которое она собственноручно сшила, на полу лежали сизого цвета балахон, безразмерные туфли без задников.

– Одевайся, и без разговоров! – прокричала тетка. – Живее!

Лида подчинилась. Внезапно ею овладело безразличие ко всему происходящему. Снова коридоры, решетки, грубые окрики. Наконец она оказалась на пороге камеры. Тетка втолкнула ее внутрь и захлопнула дверь, потом уставилась в «глазок», чтобы наблюдать за происходящим.

В общей камере находилось около тридцати женщин. Крошечное помещение, келья бывшего монастыря, было рассчитано на двух человек. На появление новой заключенной никто не обратил внимания. Каждый был озабочен собственной судьбой. В прочные каменные стены вмонтировали железные конструкции, на которые постелили доски. Это и являлось постелью для тех, кто угодил в камеру. Лежачих мест насчитывалось только десять, поэтому пока десять счастливиц предавались короткому, прерывистому сну, двадцать других в нетерпении ждали своей очереди.