Даже не знаю, чем это было со стороны Павла – трогательной заботой или коварным расчетом? Когда через несколько минут он крепко встряхнул меня за плечи, я – сонная и размякшая – по первому требованию выложила ему всю правду о своих недавних приключениях в подробностях и без утайки. На мое счастье, утаивать было нечего, ничего плохого (или такого, что я могла считать хорошим, а Павел – плохим) я этой ночью не делала.

Выслушав меня, он только потряс головой, как незабываемый ньюфаундленд Анхен и Тима, и усмехнулся:

– Ну, ты даешь!

Тут я окончательно проснулась, резонно предположив, что сейчас мне придется-таки что-то кому-то дать, но мои безнравственные ожидания опять не оправдались.

Павел от меня отстранился и сделал несколько звонков, за время которых я опять погрузилась в дремоту, так как односторонний разговор на немецком для меня был не более содержательным, чем грохот мусоропровода. А под индустриальные шумы я, жительница большого города, сплю, как младенец.

Колыбелька моя плавно покачивалась, мотор размеренно гудел, Павел помалкивал, и проснулась я от холодного прикосновения к лодыжкам.

Автомобильная дверца была открыта, в салон задувал пронизывающий ветер. Охнув, я поспешно нащупала под сиденьем сброшенные туфли – ногам стало теплее, но не намного. Зря я обула балетки, тут были бы уместнее ботинки на меху… Ах, солнечная Нигерия, где ты?