– Что такое? – удивился он.

– Прощу прощения, – как ни в чем не бывало отозвалась она, – я думала, вашему величеству что-то нужно. Вы на меня смотрели.

– Да, и думал о том, что ты не слишком похожа на свой портрет.

Она порозовела. Портреты пишутся для того, чтобы польстить модели, а когда эта модель – принцесса на рынке невест, то тем более.

– В жизни ты красивей, – односложно прибавил Генрих, чтоб успокоить ее. – Моложе, мягче, милее.

Она не поддалась на похвалу, как он надеялся, только кивнула, словно приняла такое объяснение.

– Как прошло путешествие? Нелегко? – спросил он.

– Очень нелегко, ваше величество, – кивнула она и повернулась к принцу Артуру, включая его в разговор. – Наш корабль отнесло к берегу, когда в августе мы вышли из Корунны, так что пришлось пережидать сезон бурь. Когда ж наконец снова отправились в путь, море по-прежнему штормило, и в конце концов мы были вынуждены пристать в Плимуте. В Саутгемптон было не дойти. Никто не сомневался, что мы затонем…

– Что ж, посуху было не дойти, – сухо ответил Генрих, думая о распрях с Францией и недружелюбном настрое французского короля. – Из тебя получилась бы бесценная заложница, если б нашелся король столь бессердечный, чтобы захватить тебя в плен. Благодарение Богу, ты не досталась врагам.

– Надеюсь, этого не случится, – ответила она, со значением на него глянув.

– Что ж, теперь твои злоключения позади, – произнес Генрих. – В следующий раз ты вступишь на борт королевского корабля, чтобы спуститься вниз по Темзе. Что думаешь о том, чтобы стать принцессой Уэльской?

– По правде сказать, государь, принцессой Уэльской я считаю себя с тех пор, как мне исполнилось три года, – поправила она. – Меня так и звали всегда, инфанта Каталина, принцесса Уэльская. Я знала, что это моя судьба. – Она бросила взгляд на Артура, который по-прежнему молча глядел в стол. – Всю мою жизнь я знала, что нам суждено пожениться. Вы были очень добры, принц, что писали мне письма так часто. Благодаря этому я думала, что мы не совсем чужие…

Принц Артур покраснел.

– Мне приказывали вам писать, – неловко выпалил он. – Это входило в мои домашние задания. Но мне нравилось получать ваши ответы.

– Господи милосердный, парень, ты и в самом деле не слишком остер! – одернул его отец. – Принцесса предпочла бы думать, что ты писал ей по собственному почину!

– Это не важно, – спокойно ответила Каталина. – Я тоже писала по приказу. И, говоря по чести, я предпочла бы, чтобы мы всегда говорили друг другу правду.

Король хмыкнул.

– Ну, и года не пройдет, как ты передумаешь, – предсказал он. – Станешь сторонницей вежливой лжи. Ибо лучшее средство сохранить брак – это находиться во взаимном неведении.

Артур послушно кивнул, но Каталина ограничилась улыбкой, говорившей, что его замечание, хотя и не лишено интереса, не обязательно истинно. Генрих почувствовал укол досады, особенно болезненный оттого, что огонь возбуждения, разожженный ее миловидностью, никак не гас.

– Возьму на себя смелость предположить, что твой отец не докладывает твоей матушке обо всем, что придет ему в голову, – сказал он, стараясь обратить ее взор на себя.

Это ему удалось. Голубые глаза принцессы одарили его долгим, внимательным взглядом.

– Возможно, ваше величество правы – и так оно и есть, – признала она. – Я этого знать не могу. Однако докладывает ли он матушке, нет ли, ей все равно все известно.

Он рассмеялся. Достоинство, с которым держалась эта девочка, макушкой не достававшая ему до груди, было просто очаровательно!

– Она что, ясновидящая, твоя мать? У нее дар провидения?