Могут ли люди в таких вещах ошибаться? Могло ли быть так, что между мужем и Верой были не самые лучшие отношения, или играть, чтобы все были уверены, что это любовь до гроба… — ха-ха, пусть нет ничего смешного — ни у кого не достанет умения?

И я должна рыдать и убиваться? Я не смогу. Что бы от Веры ни ждали.

Я сидела с каменным лицом и рассматривала серые, расчерченные стволами и длинными ветками деревьев улицы города.

Летом здесь, наверное, очень красиво, сейчас казалось, что каменные и деревянные дома зарешечены. Сугробы в половину моего роста, люди и сани, неторопливо ползущие черт знает куда. Дамы поднимали длинные юбки, месили кашу под ногами, мужчины рангом пониже скакали через лужи, господа поважнее загребали носками сапогов подтаявший снег, и штаны у них были мокрые, как и подолы пальто и шуб.

Но было теплее, чем у нас зимой. А может, тело Веры привыкло, в отличие от меня. Да, сомнений быть не может, она закалена и приучена к холоду, мне терпимо даже на полуголодный желудок, когда до сих пор болят легкие и тело, а изнеженный человек моего времени уже обрывал бы телефон скорой помощи или семейного врача. Я не только без особых последствий пережила вчерашнее происшествие… или не пережила, ведь если допустить невероятное, то в тот момент, когда я погибла в своем времени, Вера умерла здесь, и я оказалась в ее теле. Она, выходит, в моем? Тогда обречено все, чего я за свою жизнь успела добиться, но эти опасения отдавали уже серьезным психиатрическим диагнозом…

На нас смотрели. Аристократы поворачивали головы, простолюдины указывали пальцем и подолгу разглядывали. Я старалась придать лицу несчастное, потерянное выражение, и мысли о долгах способствовали.

Итак, тетка, или кем она мне приходится, по-родственному напомнила о долге. Возможно, она знает не все суммы, которые то ли мой муж, то ли Вера успешно занимали у их семьи. Леонид сказал о купце и каком-то графе, эти тоже наверняка…

Записка! Обстоятельства ее передачи намекали на скрытность и осторожность, которые и мне необходимо соблюсти. Я сунула ее в рукав, и у меня до этого момента не было возможности ее прочитать. Не потеряла?..

7. Глава седьмая

Что бы мне ни сказали после, я узнаю, отчего такая секретность, прямо сейчас.

Записка была лаконична. «Вера Андреевна, если решитесь вернуться ко двору, без промедления дайте мне знать. Князь В.» Я перечитала ее, свернула и сунула снова в рукав. Князь В. — не о нем ли говорил Леонид? Не граф, князь… Вышеградский. Вот это уже что-то, князь, которому я должна, заинтересован в моем возвращении, а значит, будет на что-то давить и меня шантажировать, и если он за это спишет мне долг — можно поиграть в кошки-мышки.

Я развеселилась и тут же прикусила язык, чтобы сморщиться от неприятного ощущения. У меня должна быть кислая мина, а не ухмылка человека, на чьем горбу самонадеянно рассчитывают покататься. Князь, кем бы он ни был, не знает, что вместо лапушки-Верочки ему предстоит иметь дело тоже, конечно, с Верой, но кто из нас кому злобный крокодил — покажет время. Я не сомневалась, что со своей закалкой закатаю крепкой трубочкой любой зловещий план и любому князю воткну его в такое место, которое в приличном обществе не стоит упоминать.

Меня обдурил бы еще мой первый работодатель, мной закусила бы наша рыночная «братва», друг мой княже, и если я в несерьезные восемнадцать лет смогла с ними договориться и дать понять, что я чего-то стою и на меня можно делать ставки — беги, просто беги. Но прежде я отыграю долг назад, и не обессудь, что ты останешься у разбитого корыта.