– Что там у тебя? Кого прячешь?

– Никого. Это крысы.

– Врешь, гнида. А ну отойди.

Я затаилась, дрожа всем телом. Один из лысых «из ларца» одернул шторку и оказался лицом к лицу со мной

– Это что за рвань ты здесь прячешь?

– Это…это мой дальний родственник. На рынке кое-что узнает для меня.

– Родственник? С европейским лицом и голубыми глазами?

– Ты ж знаешь… мой брат женился на русской… это ее племянник.

Лысый внимательно на меня смотрел, склонив голову на бок, а я молилась, чтобы Дарив не выскочил из укрытия и все не испортил.

– На девку похож. Как зовут?

– Он немой. Не слышит ничего и не говорит. Они мне его отдали, чтоб не содержать.

Пальцы лысого разжались.

– Ясно. Долг не вернешь, пацана заберу – будет своей мордой смазливой расплачиваться.

– Или задницей. Гыыыыы. Албаста найдет ему занятие.

Толкнул Тургэна в грудь и вышел из лавки, а я, кусая губы и тяжело дыша, смотрела им вслед, придерживая шторку рукой.

– Кто это?

– Да так… не важно. У нас тут свои проблемы и законы.

– Что за долг? Тебе нужны деньги?

Отрицательно качнул головой.

– Нет. Не деньги.

– А что тогда?

– Меньше знаешь – крепче спишь.

Сейчас Тургэн мало походил на придурковатого мужлана с зачуханной лавки. И мне вдруг показалось, что вся эта мишура просто спектакль и прикрытие. Никто здесь не является тем, кем кажется на первый взгляд.

– Ганжуур, сюда иди.

Откуда-то из недр склада вынырнул худощавый мальчишка лет десяти.

– Проведешь этих людей к красному колодцу. Там, где тех мертвецов нашли.

Мальчишка посмотрел на меня, потом на Дарива, который вышел из своего укрытия бледный, как стена, все ещё сжимая нож в руке.

– Опасно туда сейчас… там эти из города рыскают. Узнают чего… у нас неприятности будут.

– Проведи, я сказал, и так, чтоб не узнали.

***

Мальчишка шел впереди и пел какую-то песню. Шел бодро, размахивая худыми руками, иногда припрыгивая и пиная ногами камушки. Я догнала его, игнорируя предостерегающие жесты Дарива.

– Эй, тебя как зовут?

– Никак.

Огрызнулся и дальше вперед побежал, а я разозлилась и тоже прибавила ход, схватила его за руку.

– Мы уже час идем. Куда ты нас ведешь?

– К колодцу, как дядька велел.

– А что там у колодца?

– Сам увидишь!

– Ты… гаденыш, с госпожой повежливей!

– Какой еще… госпожой.

 А потом с ног до головы осмотрел, прищурился.

– Та ладно? Серьезно? Бабу в степь?

– Я не баба, ясно? И я мужа своего ищу. Если поможешь мне – золото тебе дам. Так что на безбедную жизнь хватит. Скажи… видел здесь тюрьмы... ящики, где людей держат?

Лицо мальчишки вытянулось, и даже раскосые узкие глаза начали казаться больше.

– Какие ящики? Не знаю ничего! Туда идем, где этих выкидывают… Так дядька велел.

– Выкидывают кого?

–  Вы ж хотели… там, где тех мертвых нашли.

Я кивнула, а потом руку под шапку сунула, сережку из уха вытащила и мальчишке дала.

– На… возьми и расскажи мне, кого там выбрасывают? Их из той тюрьмы привозят?

– Не знаю никакую тюрьму. – отвернулся и сережку на солнце внимательно рассмотрел.

– Кто их выкидывает? Откуда? Ты ведь знаешь, да? Видел кого-то? Скажи?

 Я схватила его за плечи и сильно тряхнула.

– Скажи мне. Может, мужчину видел. С татуировкой тигра… такой огромный, нос сломан.

– Может, и видел. Сережку вторую дашь – скажу!

– Ты! Совсем охренел, мелкий? – Дарив сцапал пацана и тряхнул так, что тот дернулся всем телом.

– Отпусти…отпусти. Я дам ему сережку, только пусть скажет.

– Сначала пусть скажет, а потом сережку получит! Говори! Давай!

Мальчишка сначала на меня посмотрел, потом на Дарива.

– Возят они… эти лысые, которые приходили… около года назад притащили двоих. Один с тигром на плече и глаза страшные, злые, и волосы длинные на лицо все время падали.