– Ночным экспрессом. На «чашку чая», – съязвило «видение». – А ты вроде бы не рад?

– Отнюдь. Сейчас поищу красный фломастер, чтобы день в календаре отметить. Представить только! Зовёшь её – не дозовёшься, а тут сама пожаловала. Кому сказать – не поверят! Я могу только предположить, что у тебя ко мне какое-то дело.

– Да уж, зря бы тебя не будила. И ты «чашкой чая» не отделаешься.

– Тогда, если ты не против, поговорим на кухне. Там и покрепче чая найдётся, и на зубок что-нибудь.

Зайдя на кухню, ночная гостья несколько секунд не знала, что сказать. Наконец, взяв себя в руки, она оценила ситуацию.

– М-да… Беспорядок здесь более творческий, чем в комнате. Ладно, придётся вспомнить уроки домоводства.

Засучив рукава, женщина принялась за работу, наводя в авгиевых конюшнях Поэта подобие уюта. Оторопев от деловитости внезапной гостьи, Поэт заворожённо смотрел, как она управляется. Придя в себя и набравшись храбрости, он предложил ей свою помощь.

– Давай, давай, присоединяйся! Ты здесь вроде не в гостях. – Женщина обожгла Поэта улыбкой.

Находясь рядом с неожиданной визитёршей на своей кухне, Поэт чувствовал себя неуверенно. Ощущая тепло, исходившее от тела женщины, Поэт, терзаемый сомнениями, как бы невзначай слегка прикасался к ней. Улучив момент, когда женщина стояла к нему спиной, Поэт приблизил своё лицо к её волосам, и его сомнения окрепли и перешли в непреодолимое любопытство. «Ну не может от музы пахнуть духами!»

На попытки Поэта докопаться до истины женщина отреагировала по-своему:

– Ты чего там пристраиваешься? На вот огурцы, помидоры, лук. Всё нарезать для салата. Перед этим первые два помыть, последний – почистить. А я займусь окорочками.

– Оui, mon general![1]

– Voila, mon caporal![2]

«Женская рука» преобразила кухню Поэта до неузнаваемости, отчего он вдруг почувствовал себя гостем в собственной квартире. Но эти метаморфозы оказались настолько приятны, что Поэт быстро расправился с этим ощущением. Последним аргументом в его внутренней борьбе стал накрытый стол с явно недуховной пищей.

– Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста! – То ли женщина, то ли галлюцинация, вытерев руки кухонным полотенцем и накинув его на плечо Поэта, пригласила к столу.

Некоторое время Поэт и его гостья сидели молча, изредка перебрасываясь фразами вроде «Подай, пожалуйста, масла» или «Не хочешь ещё салата?». Молчание уже начинало становиться тягостным. Поэт сгорал от любопытства: кто же всё-таки его гостья и что у неё за дело такое? Дама же, напротив, была само спокойствие.

– Какое же у тебя ко мне дело? – не отрывая восхищённых глаз от гостьи и откровенно любуясь ею, нарушил Поэт великое безмолвие.

– Ты, кажется, говорил про покрепче. Или я что-то путаю?

– Нет, всё верно. Сей момент организую.

Поэт встал из-за стола и направился в комнату. В дверях он ещё раз мельком взглянул на женщину. «До чего ж хороша, стерва! Жаль, что снится. Или не снится?» Вернувшись в кухню с бутылкой коньяка и коробкой конфет, Поэт застал даму стоящей у мойки со сложенной в неё посудой.

– Бросай это грязное дело, Музушка, и давай лучше коньяк пить да о деле говорить.

– Спасибо. И за ужин тоже. А вот за «стерву» ты ответишь, – в глазах женщины заиграли в чехарду озорные чёртики.

– Уже дрожу от страха. – Улыбнувшись, Поэт разлил коньяк по пузатым бокалам на коротких ножках и раскрыл коробку с конфетами.

Для большей непринуждённости предстоящего разговора на столе появились сигареты и пепельница.

– Видишь ли, какое дело, – начала женщина издалека. – Да ты, никак, ещё не проснулся? Сигареты достал, а предложить даме закурить не догадался. Ладно уж, не суетись, сама угощусь.