«Наиболее дорогой моему сердцу. Наиболее дорогой». Слезы, впервые с момента гибели отца, хлынули из моих глаз, и я не могла подавить рыдание, разрывавшее мне грудь.

Извинившись перед мамой, я встала и вышла из гостиной.

Он назвал меня «возлюбленной», он сказал им всем, что я «самая дорогая». Я стояла неподвижно, вдыхая запахи позднего лета и чувствуя боль утраты, словно болезнь, навсегда поселившуюся во мне. С непокрытой головой я пошла в розовый сад, дальше, через выгон и через лес к речке. Мой папа любил меня. Он умер в страдании. И человек, убивший его, должен умереть.

Ральф ожидал меня у старой мельницы. Он был лишен дара провидения своей матери и не увидел смерти в моих глазах. Он протянул мне навстречу руки, и я скользнула в его объятия и приняла его поцелуи.

– Я скучал по тебе, – прошептал он мне в ухо, в то время как его руки, гладя мое тело, стали быстро расстегивать на мне платье.

Я задохнулась, когда он наклонился и стал целовать мою грудь. Его подбородок царапал мне щеки и шею, его голова опускалась все ниже и ниже, и я чувствовала на себе его горячее пьянящее дыхание.

Над нами щебеча кружились поздние ласточки, но я не видела и не слышала ничего, кроме контура его головы и неровного тяжелого дыхания.

– О, как это приятно – трогать тебя, – вдруг серьезно сказал он, как будто могло быть по-другому. Он положил меня на кучу соломы и поднял мои юбки. – Скоро мы получим друг друга и Вайдекр, и это будет очень приятно, правда, Беатрис? Когда мы будем любить друг друга как муж и жена в главной хозяйской спальне? Когда я войду в тебя вот так, как сейчас, на широкой кровати под балдахином, как будто я родился джентльменом?

Его слова оставались без ответа, так как я не могла вымолвить ни слова, извиваясь под тяжестью его тела. Я стонала от наслаждения, как умирающий, и страсть захлестывала меня, как темная волна. Потом чувства схлынули и оставили меня опустошенной, но с ясной и холодной как лед головой. Я только испытывала острое сожаление, что это никогда больше не повторится.

– Что за сладкая у меня жена, – протянул Ральф. – Вот так это произойдет и в нашей с тобой спальне. Я буду каждую ночь спать на чистой постели, и ты станешь приносить мне кофе по утрам.

Я улыбнулась ему, не открывая глаз.

– Как мы будем проводить время? Останемся здесь навсегда или будем иногда ездить в Лондон? – спросила я.

Ральф потянулся и лег рядом со мной, закинув руки за голову и не дав себе труда одеться.

– Пока не знаю, – осмотрительно сказал он. – Я еще подумаю. Зимой в городе очень интересно, но тут охота на лис и все такое. Я бы не хотел пропускать это.

Мои губы искривились в усмешке, но и следа сарказма не слышалось в моем голосе.

– Ты уверен, что сможешь занять место моего отца?

Ты думаешь, тебя примет деревенская знать? Они ведь помнят, что твоя мать – цыганка, а отец сбежал от вас.

Ральф не шевельнулся. Ничто не могло поколебать его самоуверенности.

– Почему бы и нет? Я не хуже, чем все их предки, вместе взятые. И заслужил мое место в Вайдекре больше, чем они заслужили свое.

– Заслужил! – Я едва сдерживала презрение. – Странная заслуга! Убийство и бесчестье!

– А, все это только слова, – отмахнулся он. – Грех есть грех. На Страшном суде я получу свое. Я отвечу за это один. Ты ни в чем не виновата, Беатрис. Это я все задумал. Я приму и вину, и последствия. Я сделал это отчасти для тебя, отчасти для нашего будущего – но отвечу за все сам.

Напряжение соскользнуло с меня, как змеиная кожа. Я была невиновна.

– Ты сделал это один? – задала я свой главный вопрос. – Тебе кто-нибудь помогал? Ты говорил с кем-нибудь об этом?