Ральф кивнул понимающе.

– Ты права, – подтвердил он. – Это проблема. Наш план должен осуществиться, но привести его в действие надо сейчас, этим летом. Пока Гарри слушает меня и восхищается тобой. Сейчас, пока мы оба хотим землю и друг друга. Я не хочу ждать, Беатрис.

Его глаза сверкали. Он был влюблен в меня и в мою землю – невыносимое положение для батрака. Но суровая реальность моей будущей жизни без Вайдекра тоже сулила безрадостные картины, она была полным контрастом тому, что обещал мне Ральф.

– Мой отец вполне здоров, – холодно произнесла я.

Последовала долгая пауза, в молчании мы как бы измеряли глубину решимости друг друга в достижении наших целей.

– Всякое возможно. – Слова Ральфа упали в это молчание, как камень падает в воду.

Я ничего не ответила, сравнивая ужас от потери моего восхитительного, моего обожаемого отца с ужасом потери Вайдекра, сопоставляя драгоценную жизнь такого жизнелюбивого и шумного человека с холодом и одиночеством моего изгнания, которое несомненно последует непосредственно за моим шестнадцатилетием. Я без улыбки смотрела на Ральфа.

– Возможны случайности, – пустым голосом сказала я.

– Это может произойти даже завтра, – так же бесцветно произнес Ральф.

Я кивнула. Как руки кружевницы, распутывающие клубок пряжи, мой разум исследовал путь, который через пропасть греха и преступлений привел бы меня к солнечной дороге обладания моим домом. Я соизмеряла, что ужаснее: потерять отца или собственное благополучие, – прикидывала, насколько Гарри влюблен в Ральфа и как далеко это может его завести; думала о моей матери и о том, что потеря отца сделает меня более уязвимой. Но снова и снова я возвращалась мыслью к безрадостной картине чужого северного замка. Она уязвляла мое сердце. Внезапно возникшее равнодушие отца также глубоко ранило меня. Он предал меня прежде, чем я даже помыслила о чем-то плохом. Я вздохнула. На все это находился только один ответ.

– Это должно получиться, – опять повторила я.

– Это должно получиться сейчас, – поправил меня Ральф. – Настроение Гарри может измениться через год, через пару месяцев. Если он, например, отправится в университет, мы оба потеряем власть над ним. Это должно случиться этим летом. Может быть, завтра.

– Завтра? – переспросила я в ужасе. – Ты говоришь, завтра? Что ты имеешь в виду?

Глаза Ральфа ничего не выражали.

– Да, – скупо повторил он. – Я имею в виду именно завтра.

– Почему так скоро? – изумилась я, чувствуя инстинктивное отвращение.

– А зачем ждать? – Ральф смотрел на меня. – Для меня ничего не изменится. Я верю в твое мужество, Беатрис. Если ты любишь Вайдекр, если ты хочешь жить здесь, если ты такая, как я думаю, – то зачем ждать?

Его глаза сузились, изучая меня. Я знала, что вместе мы способны на все. Без меня у него никогда бы не родился этот план. Без меня ничего бы не получилось. Без него я бы тоже ничего не могла сделать. Мы поддерживали друг друга, словно пара падших ангелов, которые ведут друг друга в ад. Я глубоко вздохнула, чтобы немного замедлить биение моего сердца. Под нами безумолчно журчала река.

В то очень раннее жемчужно-серое летнее утро я внезапно проснулась с мыслью, что мне что-то необходимо сделать. Несколько мгновений я просто лежала в полудреме. И вдруг передо мной со всей ясностью, как на эмалевой картинке, предстал вчерашний день: сидя на бревне, прибитом к берегу, мы с Ральфом говорили о чем-то страшном, невозможном.

Ральф застиг меня в момент обиды, когда мое ревнивое сердце буквально разрывалось от горя. Я была уязвлена явным пренебрежением ко мне отца, предпочтением, которое он отдавал Гарри. И если бы я могла в ту минуту убить брата, едва пошевелив мизинцем, я бы сделала это. Но в самой глубине моего сердца таилась обида на отца: мне казалось, что он нарушил какую-то клятву, данную нами обоими. Разочарование и горе точили мою душу.