Помятая, в грязных разводах на одежде, на лбу черкаш.

Длинная еще аккуратная русая коса днём, сейчас походила на потрепанный жизнью и временем канат. Напускной взгляд тупоголовой Барби потух и был уставлен в землю под ногами, на которых не было обуви, потому что несла она ее в опущенной руке.

Слегка подняв голову, вероятно, чтобы убедиться, что она правильно пришла, Василиса встретилась со мной взглядом и стала еще хмурнее.

Открыла калитку, вошла во двор и вяло улыбнулась встретившему ее всем трясущимся телом пердушонку. Подошла к крыльцу и, поняв, что меня не так-то просто будет обойти, сухо выронила:

- Дайте пройти.

- Э, нет, - качнул я головой. – Ты себя видела? На тебе килограммов пять конского дерьма осталось. Я тебя такую в свой дом не пущу.

- И что мне делать? На улице ночевать теперь? – воззрилась она на меня озлобленно. Того и гляди, ударит по харе своими говнотопами. – Дайте хоть помыться.

- Да кто тебе не дает? – усмехнулся я. – Дуй за дом в летний душ. Кабинка с бочкой наверху. Потом, может быть, и в дом тебя впущу.

- А полотенца? А шампунь? А гель для душа? Я, по-вашему, листом лопуха должна помыться? – стреляла она в меня вопросами и выглядела при этом как мегера. Кажется, конское дерьмо отлично убивает тупую Барби. Ну, или актерские способности.

- Я вынесу тебе всё это. И лист лопуха, - сказал я кивком головы указал ей направление. – Иди пока. А-то от вони уже глаза режет.

Собрав пухлые губы в тонкую нитку, девчонка бросила передо мной свои грязные кроссовки:

- Сожгите их, - выронила она небрежно и босиком пошлёпала за дом.

Не стал пока трогать кроссовки – их начал жевать мопс.

Поднялся в свою комнату, нашёл в шкафу полотенце, более-менее подходящее девице, затем, подумав, взял еще и второе. На голову ведь ей тоже нужно будет что-то намотать.

Гель, шампунь и прочее были на полке в самом душе. Скорее всего, они захочет свои средства, но рыться в ее шмотках я не собираюсь.

Из душевой кабины раздавался тихий мат.

- Держи, - накинул я на трубу для шторки полотенца.

- Держите, - выпал снизу грязный костюм. – И это тоже, - следом полетели кружевные трусы и лифчик. – Это всё тоже можете сжечь. И принесите мне мои гигиенические средства.

- А ты не охренела ли в первый же рабочий день швырять в работодателя свои грязные трусы? – рыкнул я на шторку.

Из-за шторки показалась голова с прилипшими к лицу мокрыми волосами. Разъяренный взгляд голубых глаз впился в моё лицо.

- А работодатель не охренел ли в первый же день бросать своего работника в кучи конского дерьма?

- Так нужно было не барахтаться в них, а убирать. Чуешь разницу?

- Я ближайшие лет десять буду чуять только эту вонь, - выронила она нервно и вновь спряталась за шторкой. – Где мой гель для душа и шампунь?

Командирша, блядь!

- Моими помоешься, - отрезал я.

Через секунду я услышал, как щелкнула крышка моего шампуня.

- Еще неизвестно, что хуже воняет, - пробубнила выскочка брезгливо.

- Забрать? – подошёл я специально поближе к шторке.

- Угу, сейчас.

Естественно она фиганула на себя всё, что было в кабинке, выкинув из нее пустые бутылки из-под моего шампуня и геля для душа.

Пока она мылась, я всё же, собрал ее шмотки и закинул в печь в бане. Не потерплю, чтобы на территории моего дома валялись чьи-то грязные трусы.

Девчонка вышла из кабинки, похоже, опустошив двухсотлитровую бочку. Всё с тем же недовольным лицом прошла босиком в дом, отерев и коврик на входе стопы. Пёс семенил за ней.

Несколько минут на кухне я ждал, когда она оденется и спуститься, чтобы поужинать, так как наверняка голодная. Заодно нужно озвучить ей фронт работ на завтра. Но девчонка так и не спустилась ни через пять минут, ни через десять, ни через двадцать.