- А что ты ухмыляешься? – поинтересовалась я подозрительно. – Ты считаешь, это правильно? Про талант?

- Как же иначе? – он изумился так искренно, что я сморгнула, желая убедиться – настоящий ли Анчуткин стоял передо мной. – Талант – это главное. У кого нет таланта, тот не должен даже замахиваться на магию. Ты же видишь, что может получиться…

- Постой, - перебила я его. – А ты, значит, считаешь себя суперталантливым? У тебя сколько процентов волшебных сил? Десять? Пять?

Он смутился, снял очки, протер их краем мокрой толстовки, а потом опять напялил на нос.

- Вообще-то, у меня восемьдесят три процента, - сказал он добродушно.

- Класс «А»?.. – выдохнула я.

Класс «А», - подтвердил он. – Но если честно, я в это не верю. И никто из нашей группы не верит. Но Кош Невмертич настаивает, чтобы я обучался по индивидуальной программе, поэтому меня сразу допустили в лабораторию и… и еще кое-куда.

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя.

- И при классе «А» ты болтаешься среди «корешков»? – уточнила я, хотя и так все было понятно. Анчуткин был дважды неудачником – недотепой, который позволил собой помыкать «вершками», и обладателем высокого процента волшебной силы, которая никак пока себя не проявляла. И при всем при этом оказался снобом почище ректора, а это уже меняло мое к нему отношение. Очень нехорошо меняло. – Ну ты и балда, - сказала я и побежала вверх по лестнице.

- Василиса! – переполошился Анчуткин. – Ты обиделась? Но я тебе говорю, что никто не верит, что у меня восемьдесят три…

- Да пошел ты! – ответила я в сердцах.

Но пойти пришлось мне – в медчасть. Там нас осмотрели, переодели в сухое, и дали час, чтобы прийти в себя и выпить горячего чая с медом. У некоторых студентов были ожоги – небольшие, как у Царёва, которому обожгло ногу. Но он с гордостью показывал «вершкам» крохотное красное пятнышко повыше щиколотки и хвастался напропалую, как не испугался «приматов» и геройски спас Колокольчикову.

Все это не добавило мне доброго настроения, и на урок превращений я пришла злая, как собака – только и ждала, чтобы кого-нибудь укусить. Но Анчуткин сник и присмирел, и не допекал меня расспросами и разговорами про талантливую исключительность. Восемьдесят три процента!.. Это же с ума сойти!.. И мои – семь…

В первый раз я попала на лекцию, которую вела Барбара Збыславовна, но и это не примирило меня с действительностью в «Иве». Институт снобов! Талант им тут нужен! А эти, из «ПриМы» пришли и наваляли талантливым по самое «не хочу»!

Я искренне жалела парня, которого ректор повел на расправу.

На его месте я тоже наваляла бы этим задавакам, мажорчикам, задирающим носы. Правильно считает ректор «ПриМы» - талант не главное. Главное – трудолюбие, усердие… Как в танце, когда одно движение шлифуешь тысячекратным повторением. И пусть есть кто-то выше тебя, красивее, ты все равно можешь сделать стрекосат лучше. Или… подтянуться пятьдесят раз…

- Краснова, вы какая-то задумчивая, - окликнула меня Барбара Збыславовна.

Я встрепенулась, и студенты тут же захихикали, чем разозлили меня до белых глаз.

- Сейчас мы попрактикуемся в превращениях, - продолжала Ягушевская, глядя на меня очень доброжелательно, но мне почудилась жалость, и я сразу подобралась, как для драки. – Мы будем практиковаться, а вы смотрите внимательно. Надеюсь, вы прочитали первые параграфы, которые пропустили?

- Угу, - угрюмо кивнула я, хотя ничего не читала.

Анчуткин услужливо подложил мне учебник, открыв его на нужной странице. Я была зла на него, но практическое упражнение по оборотничеству прочитала. Правда, мало поняла, но суть была в том, что каждый оборачивается по мере своих сил и сущности. Надо было «заглянуть в свое сердце, окунуться в свою душу и грянуться оземь». Глупость! Идиотизм даже!