нормальной Вольпиной помогает, этому цветочку-неженке. – И рылась в моих вещах.

- С Петькой она была, точно, - возразил Царёв. – Их ректор застукал, когда они в коридоре целовались. Слушай, Вась…

Лучше бы он не называл меня Васей, потому что я сразу вспомнила насмешливые слова Кариночки, и Царёв тоже пополнил ряды тех, кому хотелось дать подзатыльник.

- Слушай, Вань! – я остановилась и воинственно посмотрела на него снизу вверх. – Если вы тут все с ума посходили из-за своей Вольпиной, я в этом сумасшествии не участвую.

- Да не посходили, с чего ты взяла…

- Лучше не зли меня, - процедила я сквозь зубы и для верности ткнула его пальцем в грудь, чтобы лучше понял. – Она еще себя покажет, твоя нормальная Вольпина. И вы ахнете все! Отвали, сделай одолжение. Не хочу даже вспоминать про неё.

- Ну ты зачем так… - протянул Царёв, но я уже заходила в аудиторию, злая на весь мир и больше всего… А на кого я злилась больше всего? Ректор бесил своей холодностью – как будто не целовал меня и не обещал подождать. Анчуткин – недомолвками. Что он прячется, как улитка в раковину?! Вольпина… Ух, эта Вольпина! Она даже не злила, она бесила до белой горячки! Лицемерка, обманщица, воровка!.. Царёв – мажор недоделанный! Решил, что он тут – суперзвезда! И все студентки должны за ним бегать, высунув язык, как собачки!.. Колокольчикова – мышь наивная. Нашла перед кем лужицей растекаться!..

Я с размаху бросила сумку на стол, и Анчуткин, повторявший тему с прошлого занятия, испуганно подскочил, чуть не уронив очки.

- Не дрожи, - зло подбодрила я его. – Это не страшнее, чем молниями разбрасываться.

Он сразу повесил нос, и мне стало немного совестно.

- Ладно, - я села и толкнула Бориску плечом. – Подумаешь, наказали. Я когда в школе училась, меня каждый месяц по десять раз наказывали. Ерунда какая.

- Бабушка расстроилась, - повинился он.

- Ну, бабушка – это же капец, как страшно! – съязвила я. – Не умри от страха.

Анчуткин посмотрел на меня печально и с жалостью - как-то очень по-взрослому. Мне стало неуютно и немного стыдно. Точно так же на меня смотрела Ягушевуская. Но одно дело - Ягушевская, а другое - Борька Анчуткин.

- В учебник смотри, - посоветовала я ему, чтобы прогнать наваждение. - Сейчас спрашивать будут.

Он тут же уткнулся в книгу, а у меня совсем испортилось настроение.

Ленту по магическим превращениям вела Барбара Збыславовна, и сразу же устроила опрос по прошедшему материалу. Я благополучно провалилась, потому что не смогла внятно ответить ни на один вопрос – просто не соображала, о чем Ягушевская спрашивает.

- Вы сегодня рассеянны, Краснова, - отметила Барбара Збыславовна, делая отметку в журнале. – В субботу придете на индивидуальный зачет. Повторите всё и соберитесь. Эти темы нужны вам особенно – вы же у нас особь с двумя ипостасями.

Я вскинулась, потому что в ее словах мне послышалась насмешка. Может, ещё и третью и четвертую ипостась вспомнят? Про корову и слониху?!

Но Ягушевская уже подняла Царёва, и он лихо расправился с её вопросами, умудрившись даже что-то схохмить, чем рассмешил не только студентов, но и Ягушевскую – она усмехнулась и поставила ему «отлично».

- Теперь я хочу послушать Сметанина, - обхявила Барбара Збыславовна, и толстяк Сметанин торопливо поднялся, едва не свернув стол. – Скажите-ка мне, будьте любезны, каким образом…

Вопль Колокольчиковой помешал задать вопрос. Мы все обернулись к Машке, и я похолодела, увидев, как её физиономия покрывается прыщами – они набухали прямо на глазах, и некоторые лопались, растекаясь противным гноем.