Все еще с напряжением наблюдая за Сухровым, злобно зыркавшим на меня, я ощутил нежные руки Айлин, она прижалась ко мне сзади. Спиной почувствовал ее мокрое от слез лицо и частое дыхание.

- Айлин, пожалуйста, уходи скорее! – поторопил ее я, повернувшись. – Бегом к школе. Я скоро туда приду! Просто жди там!

Край как не хотелось, чтобы ее забрали в Елисеевский участок. Это место очень суровое, там за железными решетками держат всякий сброд. Госпоже Синицыной точно туда не надо.

- Я никуда без тебя не пойду! – произнесла она с непреклонной уверенностью.

На что Ковалевская, наблюдавшая, как Лужин и Адамов, пытаются отвести Сухрова в сторону, звонко рассмеялась:

- Глупая, ты хочешь, чтоб Саша потом бегал тебя вытаскивать из отстойника? Беги, девочка, беги отсюда пока можешь!

- Руки! Адам, ну-ка пусти! – Сухров окончательно пришел в себя. Оттолкнул Адамова и, трагически хромая, направился ко мне.

- Елочка, еще поединок не окончен, - прорычал он, пошатываясь и пытаясь усмехнуться. – Полиция, видишь ли, помешала, иначе я бы тебя с грязью смешал! Как ты хотел, схлестнемся через…

- Если угодно, через два дня, - подсказал я ему. – Будет очень интересно снова посмотреть, как ты, Еграшка, ползаешь на четвереньках.

Раздался смех Рамила Адашева. Я его не видел – он стоял позади меня, но слышал, как Рамил живо обсуждал с произошедшее с княгиней.

- Двадцать второе на твое счастье воскресенье, - вытирая кровь с губ, высчитал граф Сухров. - Так что через три – двадцать третьего. И ни днем позже!

К нам уже подошло трое полицейских: корнет с двумя крошечными молниями на синем погоне и два приказных с тяжелыми, многозарядными пистолетами.

- Что у вас происходило, господа нехорошие? – негромко, но едко полюбопытствовал корнет. Глядя на меня, он не без оснований полагал, что именно я – главная причина разбитой физиономии Сухрова.

- Да ничего собственно. Размялись немного, - ответил я, поглядывая на Сухрова. Сейчас очень многое зависело от того, что скажет Еграм: не выкатит ли мне какие-либо претензии при стражах порядка.

- Я – княгиня Ковалевская, - вступила в разговор Ольга, небрежно показав золотой жетон. – Думаю, господа полицейские, ваше важное внимание здесь будет лишним. Мальчики просто тренируются. Они – наши воины, защитники. Им скоро в военную академию поступать, вот пробуют силы.

- Жетон, быстро, - бросил Сухров Лужину, и тот побежал к перевернутым ящикам, где лежат вещи графа. Сам же Еграм, повернувшись к корнету, подтвердил слова княгини: - Да, ничего. Нормально все. Показывали друг другу боевые приемы. Вот я неудачно упал. Можете дальше лететь по своим делам.

- Ясно, дворянство развлекается. Все-таки сначала все без исключения должны подтвердить личности, - поглядывая на Ковалевскую с явным мужским любопытством, полицейский смягчился.

- Барон Адашев, - Рамил блеснул родовым жетоном, достав из нагрудного кармана.

- Виконт Павел Адамов, - представился приятель Сухрова, звякнув цепочкой с бронзовым медальном.

Следом, недовольно ворча, представился Подамский.

Я хотел было сходить за своей одеждой и тоже явить жетон, но Айлин – быстрая и догадливая, уже подбежала ко мне с ним. Даже рубашку принесла.

- Граф Елецкий Александр Петрович, - сказал я, показав медальон и принялся надевать рубашку – было прохладно даже для конца апреля.

- А вы, сударыня, кем будете, - цепкий взгляд корнета остановился на Синицыной.

Повисла неловкая, короткая к счастью пауза. И я сказал, не давая Айлин заговорить первой:

- Она моя жена, Айлин, - обнял ее и, памятуя о том, что по кодексу чести дворянин не должен лгать, добавил едва слышным шепотом: - Скоро ей станет.