– У меня есть к тебе денежное предложение, – уверенно, но с показным и почти детским гонором произнес я.
Сириец вновь едва-едва покачал головой, в этот раз с расстройством. Моя подача его явно не впечатлила. Но я на это и не рассчитывал – мне нужен был разговор наедине.
– Я теперь учусь в элитной школе, в хорошей школе, и моим старшим одноклассникам нужен хороший товар, – ровным голосом произнес я, выделив интонацией два раза «в школе», а также «старшим одноклассникам».
«Башар», – поймав взгляд Халида, произнес я беззвучно. И почти сразу же добавил: – Поэтому очень хотел бы поговорить с тобой наедине, обсудить детали поставок.
Сириец замер как изваяние. Во взгляде его читался вопрос, и я едва заметно кивнул.
Башар учился в моей средней школе, на два класса старше. В семье Халида с ним связывали серьезные надежды. Парень не должен был касаться криминала, и ему предстояла вполне легальная карьера. Первое поколение сирийцев подмяло под себя Южные, вытеснив банды черного гетто, а второе поколение семьи должно было продвигаться вверх – к свету и легальной силе.
Но один из совсем юных кандидатов закончил свой путь в туалете клуба Пацифика, умерев от передоза некачественного вещества – как было сказано в официальной сводке. В реальности же сирийцы забрали в морге труп юноши, в которого в упор выпустили целый магазин из штурмовой винтовки. И ни на исполнителей, а тем более на заказчиков у сирийцев до сих пор не было даже намека.
Поэтому напряженный, как струна, Халид, бросив пару быстрых фраз на арабском, поднялся и, поманив меня за собой, вышел из комнаты. Двинувшиеся было следом охранники замерли на месте после его останавливающего жеста.
Миновав несколько темных коридоров и слабо освещенных лестничных маршей, мы с сирийцем оказались в небольшом помещении. Обычный – светлый и уютный офисный кабинет руководителя. Окон только нет, и воздух спертый. Но, присев в мягкое кожаное кресло, Халид включил вытяжку. Загудело так, что я понял – система шумоподавления грубая и сердитая, так что никто лишний ничего не услышит.
– Я правильно понял? – поинтересовался Халид.
– Да. Я знаю, кто исполнил и кто заказал твоего брата.
Сказал я это уже совершенно другим тоном. Детский гонор прочь, как и показательную наивность. Сейчас нам предстоит серьезный и деловой разговор.
– Сколько? – только и спросил Халид.
– Цена не в деньгах. В одном из интернатов адаптантов нашего протектората находится Гекдениз Немец, мой напарник по пати на Арене. В каком, не знаю. Он на режиме «двенадцать-четыре-восемь». Его нужно вытащить в течение трех дней и поселить в отель Бангкок до того момента, как я его не заберу. Максимум – месяц, но, думаю, смогу сделать это раньше.
Время я взял с запасом. Мало ли.
Халид практически не раздумывал. Ему потребовалось лишь несколько мгновений на осмысление услышанного, после чего сириец кивнул.
– Я согласен. Если он жив, и режим действительно «двенадцать-четыре», в течение трех дней Немец будет в отеле Бангкок, в президентском люксе – он там один и никогда не занят. Если его режим стал строже, а интернат не в протекторате, срок может быть увеличен, но не более чем на неделю.
Халид тоже время с запасом взял. Впрочем, вполне обоснованно.
– Договорились, – кивнул я.
Сириец после моего ответа спокойно мазнул взглядом, но я чувствовал обуревающие его эмоции. В ориентированной уже на легальный бизнес семье он был совсем не на первых ролях и сейчас, кроме искреннего желания покарать убийц брата, в информации видел еще и трамплин для себя.