– Привет, а где Женя? – услышала я его голос.

– Нигде, – неожиданно грубо ответил Клёнов. – Уехала она и больше не появится. А ты, Алексей, иди. Нечего тут крутиться, порядочным девушкам пудрить мозги.

– Да, Лёха, ты, это… Некрасиво как-то, – проговорил Ярослав, не желая открыто ссориться, но и не одобряя поведение приятеля.

Остальные ребята осуждающе молчали.

– Но... Как это она уехала? Мне нужно с ней поговорить.

– Не хочет она. Оставь в покое девчонку. Неужели совсем совести нет?

– Позовите Женю, я знаю, что она тут, – настаивал Алексей. – Я должен с ней объясниться.

– Нет, уходи, – упорствовал Иван Владимирович.

За что я ему была очень благодарна. Не ожидала, что все вот так одним фронтом встанут на мою сторону.

Но Лёша вдруг громко, перекрывая своим голосом шум лагеря, сказал:

– Женя, я знаю, что ты меня слышишь. Выйди, пожалуйста.

Я вся сжалась, но не шелохнулась. Чувствовала, как по щекам текут слезы, а сердце колотится где-то в горле.

– Жень, если ты решила, что я женат и обманываю тебя, то это не так. Вчера ты видела мою бывшую жену Юлю. Мы развелись три года назад. У нас есть общий сын Артём, ему пять лет. Я бы рассказал тебе это обязательно. Юля приехала уговорить меня, чтобы я подписал разрешение на вывоз Артёма на отдых за границу. Они едут в Турцию. Прости, что так получилось. Наверное, я должен был тебе сразу всё рассказать.

Я таращилась в полумрак палатки и нервно кусала губы. И ненавидела себя за то, что поступила, как дура. Сбежала, вместо того, чтобы во всём разобраться, втянула в это ребят, настроив против него, прячусь. И за то, что поставила его в крайне неловкую ситуацию – вынудила при всём лагере объяснять это. Получается, мы выясняем личные отношения при коллективе. Все притихли и слушали его речь. Это было ужасно!

– Не унижайся, Лёш, – прозвучал голос Марины. – Не выйдет. Она, знаешь, какая упрямая. Дай ей время успокоиться.

Я обняла руками колени, уткнулась в них лицом и позволила себе тихо расплакаться. После всего этого я никогда не смогу посмотреть ему в глаза. Мне было очень стыдно. И я понимала, что из-за своей глупости сама всё разрушила. Мы не сможем быть вместе после такого позора.

Кажется, он ушёл, потому что всеобщая болтовня возобновилась. Стали слышны обычные звуки лагеря, негромкие голоса коллег, обсуждающих насущные вопросы и какие-то рабочие моменты. А я так и сидела, не шевелясь. Обиженная на весь свет. В палатку никто не входил. Наверное, решили, что мне надо побыть одной, не хотели беспокоить. А мне было так стыдно показываться всем на глаза, что я готова была провести в этой палатке вечность.

Вечерами лагерь археологов гудел, как улей. Дневные дела заканчивались, все собирались вместе. Играла музыка, мужчины курили и кашляли, что-нибудь бурно обсуждая, девушки готовили ужин и тоже болтали о своём, звонко смеялись. Мне такие моменты очень нравились. Лагерь жил своей жизнью, и я была её частью. Но сегодня хотелось сбежать куда-нибудь подальше от чужих глаз. Побыть одной, посидеть на берегу реки или зарыться в стог пахучего сена, какие я видела тут у людей во дворах. И ничего не видеть, ни с кем не разговаривать.

Ближе к вечеру пришлось всё же выбраться наружу. Из палатки я вышла под общее молчание. Терпеть не могу, когда на меня направлено всё внимание присутствующих. Но тут они, к счастью, проявили деликатность. Никто на меня не таращился и никак моё поведение не комментировал. Все тут же вернулись к своим занятиям и привычный гул голосов возобновился. Каждый был чем-то занят, поэтому моему появлению особого значения не придали. Я лишь коротко бросила, что хочу прогуляться. На что только Клёнов кивнул, и дальше стал читать что-то в своём планшете.