Становится страшно, а он ещё и юлит: не отвечает на вопрос прямо, а переводит всё на мышек-крысок. Ах вот оно что: он со мной играет, как кот с мышью. Как же я раньше не поняла!

Как ни странно, от этой мысли немного успокаиваюсь: может быть, у него просто игра такая – стебаться, ну, шутить так. Хотя вряд ли – серьёзно так разъясняет, что мышек, вроде меня, он не бьёт, только «наказывает».

И тут до меня доходит, чего ради он взялся мне тогда джинсы отряхивать! Да он просто задницу мою пробовал, примерялся. Видно, подошла – его размер!

Меня, конечно, наказывали в детстве: отчитывали, мультики не разрешали смотреть, бывала и в углу, но ни мама, ни папа ни разу не наказывали меня физически. Правда, была у нас в классе одна девочка, тихая такая, из неблагополучной семьи. Она мне однажды по секрету призналась, что отчим её наказывает – бьёт ремнём. И не просто бьёт, а заставляет при этом раздеваться догола и долго стоять в углу на коленях с красной битой попой. В туалете показала полоски от ремня.

Мне было жутко, но очень интересно: представляла, как бы это было, если бы папа заставил меня раздеться и выпорол ремнём, или отшлёпал. От этого замирало сердце, и, как с Анжеликой, загоралось внизу. Со временем научилась гасить этот огонёк рукой – было и стыдно, и сладко одновременно. Ловлю себя на мысли, что и сейчас это делаю, и что вчера ночью вспоминала сильную жёсткую руку на своих джинсах и мечтала о нём.

Ясно теперь, почему он оплатил операцию! Специально так подстроил, чтобы сделать меня зависимой и принудить стать его рабыней.

Отвечает, что он сделал это тайно, и врач только случайно проболтался. А ведь и правда: вспоминаю, как он на главврача тогда зло зыркнул.

Сразу становится легче: операция оплачена, и вообще это не про деньги – он ещё и наварится на этом! Учись, Светка, как люди бизнес делают! Значит, это не про продажу тела, а просто сделка между нами, вроде бартера: «ты мне – я тебе».

И как же ловко у него выходит: получается, что мы уже как бы вместе обговариваем его сумасшедшее предложение – «мы обсуждаем нашу сделку».

Сделка – вот это слово! Вспомнила Гёте, которого проходили на втором курсе – сделка с дьяволом. Никакой он не граф де Пейрак, а злой дух Мефистофель! Заманивает меня, искушает: научит всему, откроет сексуальность, осуществит мои тайные фантазии. Умело и убедительно искушает, так, что у меня мурашки по коже и в животе сводит от возбуждения. Ага, даст мне это всё, а потом заберёт душу!

А он умён! Подловил меня на Гёте: я и забыла, что в конце Мефистофель так и не смог утащить душу Фауста – ангелы вознесли её на небо. Вдобавок он ещё и философ – хорошо про душу сказал. Как же: откроешь душу, и тут же кто-нибудь норовит в неё плюнуть.

Вдруг он стал серьёзным – впервые назвал меня Светланой, а не Мышкой, и опять похож на Жоффрея. С ума сойти: это не стёб – он реально предлагает мне договор! Это всё по-настоящему!

С ужасом понимаю, что мне безумно хочется согласиться. Кинуться, как в омут с головой, и отдать себя в его умелые сильные руки. Моё тело рвётся к нему, и только страх держит: страх, что он меня обманет, заманит в ловушку, растопчет и уничтожит душу. Это похуже, чем сделать шлюхой! Вот чего я боюсь! Ведь я совсем его не знаю, а потому – могу ли доверять?

Смотрю ему в глаза, пытаюсь увидеть в них малейшие отблески похоти, фальши. Но не нахожу – только открытое спокойствие и какие-то, едва уловимые, усталость и печаль. Я ему верю!

Как же сказать, как выразить, что я его хочу? Хочу, чтобы он меня схватил и сжал в своих крепких руках! Стоп! Надо остановиться и подумать. Нет, я уже не сомневаюсь, просто мне надо прислушаться к себе. Как хорошо, что он заказал именно капучино: чашка большая – у меня есть время!