Она фыркает, как рассерженная кошечка, и мотает головой:

– Нет, не угадали. О котиках.

– О котиках?! – усмехаюсь я. – Это так по-девчоночьи!

И очень мило, хочется добавить, но вовремя одергиваю себя. Она реально сама похожа на взъерошенного котёнка, и мне хочется прижать её к груди и обогреть…

Она и бесится очень по-кошачьи:

– Ну да, – выговаривает, – куда вам, брутальным мужикам, думать о несчастных бездомных животных. Поэтому среди волонтёров одни только женщины. А мужчины – весело и мужественно стебут их в соцсетях: мол, в приютах этих всегда грязь и убожество…

– Стоп! – вскидываю ладонь, потому что женская логика и ассоциативные цепочки для меня – темный лес. – Причём тут приют и мужчины?..

– Потому что я думала вовсе не о шмотках от кутюр, а о живности от «Котюр», – гордо заявляет она.

А мне хочется зарычать, потому что я по-прежнему ни черта не понимаю.

– Котюр? – уточняю на всякий случай.

– Да, так называется городской приют…

– Ааа, – наконец, складываю дважды два. Котики! Ну конечно, чем ещё может заниматься миленькая девочка? Конечно же, шефствовать над котиками. Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а вот к женскому – точно через этих пушистиков. Стало быть, я должен проявить себя на этом поприще, чтобы получить её одобрение. Стоп! Мне что, нужно её одобрение? С каких пор? А, пофиг! Потом разберусь. Поэтому спрашиваю, чем, видно, шокирую её: – Можно с вами? Я животных люблю и готов помочь не словами, а делом…

Она снова мило краснеет и говорит совсем тихо:

– А это нормально будет? В рамках педагогической этики?

Вспоминаю недавнее заседание комитета по этике и понимаю, что информация дошла и любопытных ушек нежных студенточек. Говорю же – словно под стеклом живём.

Успокаиваю девочку, чтобы не взбрыкнула и не пошла на попятную:

– Нормально. У нас же не этика тут, а скорее – котетика. Ничего зазорного. Так что – едем в ваш «Котюр».

– И как поедем? – оглядывается она, явно ища мою машину.

Развожу руками:

– Я сегодня безлошадный, – это правда – намеривался отдохнуть, поэтому не стал брать транспорт. У меня тоже есть принципы: пьяным за руль – ни-ни. Поэтому улыбаюсь вовсю и говорю: – Возьмете?

Она нежно и ласково улыбается мне в ответ.

Чёрт! За такую улыбку можно отдать жизнь, не только поехать в приют…

И, кое-как устраиваясь в её «Жучке» на пассажирском сидение, запоздало понимаю: встретиться с Маром и ребятами опять не судьба…

Кто знает, может, если не везёт в тусовках, так повезёт в любви?

И настроение снова ползёт вверх…

3. Глава 2. Моё! Не дам!

МАЙЯ

Дорогой кошусь на своего пассажира.

Интересно, что чувствует мужчина, когда садится в машину к женщине? Не ущемляет ли это его достоинство?

Вроде Константин Викторович – даже мысленно стараюсь называть его по имени-отчеству – ущемлённым не выглядит: шарится в телефоне, что-то кому-то пишет с кривой ухмылкой.

Сначала я, как и собиралась, останавливаюсь возле типографии, взбегаю по ступенькам небольшого крыльца. Мой профессор следует за мной. Даже любезно открывает мне дверь, пропуская вперёд. Быстро нахожу в сумочки флэшку – она вызывает усмешку у Константина Викторовича, видимо, потому, что имеет форму котика – и протягиваю накопитель девушке-оператору. Она выводит мой флайер на экран, интересуясь:

– Это будем печатать?

– Да, – киваю я.

– Нет! – резко доносится сверху. – Не смейте это печатать!

Мой несносный спутник нагло вклинивается в беседу и диктует свои условия.

Он сам вытаскивает флэшку, передаёт мне, разворачивает меня за плечи к двери, а сам говорит сотруднице типографии: