– Наконец– то! – сказала она. – А то мы каждый день слышим разговоры о таинственном Вальке и никак не можем на него посмотреть.

– Какие разговоры? – слегка обалдело начал Валька и умолк. Сообразил, что следовало бы для начала сказать «здравствуйте». Но теперь здороваться было уже смешно.

Его выручил Андрюшкин отец.

– Разговоры всё одни, – весело объяснил он. – Валька сказал, Валька обещал, надо у Вальки спросить… Приворожил ты нашего доброго молодца, как Марья-царевна. Кстати, чего он там возится?

Валька выглянул в коридор. «Добрый молодец» сидел на полу и тянул с ноги промокший чулок. Чулок тянулся медленно и потому казался бесконечным.

– Тебя отец зовёт, – мрачно сказал Валька. Андрюшка пружинисто поднялся. Снятый наполовину чулок потянулся за ним к двери и оставил на полу длинную сырую полосу.

– Ты что же это? – упрекнул отец. – Пригласил человека и бросил.

Андрюшка устроился на стуле.

– Валька, ты садись, – попросил он. – Ну, Валька… Ты разденься и садись. Я сейчас.

Он снова потянул чулок, но теперь почти не спуская с Вальки глаз. Только изредка и быстро поглядывал на отца и мать. Словно спрашивал: «Ну, как вам нравится мой Валька?» Потом деловито сказал:

– Мы с ребятами будем крепость строить. Валька, ты нарисуешь? Надо план.

– Да ладно… дома, – ответил Валька и глянул украдкой под ноги: слишком ли заметные следы оставляют валенки?

– Рисуешь ты очень неплохо, – серьёзно заметила Андрюшкина мама. Валька насторожился.

– Андрей наш вообще заявляет, что ты настоящий художник, – объяснил отец. – Видишь, и рисунок твой вывесил на самом видном месте. Хороший портрет.

Валька взглянул на стену и охнул про себя.

На розовой штукатурке, над маленькой Андрюшкиной кроватью, висел альбомный листок. Он был закрыт стеклом и окантован полосками синей бумаги. Будто эскиз или гравюра настоящего художника. На листке был Андрюшка.

А живой Андрюшка сидел на стуле и с удовольствием поглядывал то на Вальку, то на свой портрет.

«Обор-р-рмот, – подумал Валька. – Устроил тут выставку!»

Если бы он знал про такое дело, ни за что бы не отдал рисунок.

Валька снова бросил взгляд на листок. Да, а нарисовано было, пожалуй, неплохо. Валька теперь это видел. Ведь он смотрел на свою работу свежими глазами, словно посторонний человек. Потому что рисовал Андрюшку он очень давно – четыре месяца назад. В августе.

Август начинался плохо. Валька приехал из лагеря и затосковал.

Лагерь был большой, в нём отдыхали ребята из разных городов области. Теперь они разъехались кто куда. Несколько человек из отряда жили где-то на другом конце, на незнакомых Вальке улицах.

Чтобы не бередить душу. Валька срезал с рукава синий треугольник с вышитыми барабанными палочками.

Он решил навестить своих одноклассников, ребят из бывшего четвёртого «А». Зашёл к одному – тот с родителями на юге. Постучался к другому – тот на даче. Третий читал какую – то книжку про полёт на Венеру. Поднял на Вальку непонимающие глаза, поморгал и сказал с вежливым зевком:

– А, Бегунов! Привет. Ты теперь не в нашей школе будешь?

– В новой, – чуть виновато объяснил Валька. – Она ближе. Я не хотел, а родители перевели.

– Всё равно, – лениво сказал бывший одноклассник и опять зевнул. – От нашего класса ничего уже не осталось. Половина – по новым школам, половина – по другим классам…

– Ну, пока, – вздохнул Валька.

– Ага… Пока.

Одиночество – как болезнь.

Конечно, Валька не сидел целыми днями с постным лицом и не вздыхал, как паровоз. В кино ходил, книжки читал, на соседний пруд бегал, потому что август стоял на редкость жаркий.