— Конечно, приеду. — нехотя отозвался он, поймав многозначительный взгляд жены, — часикам к десяти подрулю.

— Что нужно отцу? — полюбопытствовала Златка, взобравшись на мужа сверху, и щекоча кончиками волос его щеку.

— Хочет спихнуть меня какому-то своему приятелю. — отмахнулся Тим, накрыв её груди поверх тонкой ночной сорочки руками. — пойдём в ванную? Я тебе спинку потру.

Она рассмеялась, прекрасно зная, что это означает. Откинулась назад, медленно, дразня мужчину, распахнула сорочку, а потом, уперев ладошки в постель, запрокинула голову, открыв любимому всю себя. В его глазах вспыхнули искорки желания, он жадно оглядел её, прячущуюся только под кружевным розовым нижним бельем, и шумно выдохнул. После родов её точеная фигурка налилась соками, исчезла девичья угловатость. Злата расцвела, превратилась в сногсшибательную красавицу.

Даже спустя три года брака, он сходил по ней с ума, его страсть порой была такой губительной, что на теле у  нее оставались следы их любовных игр. Как же долго она добивалась вот этого простого женского счастья, сколько натерпелась, прежде, чем выторговала у судьбы право любить и быть любимой. Неправда, что любовь живёт всего три года. Теперь она верила, что они вместе навсегда, и не охладеют друг к другу. Она не желала другого, этот мужчина был центром её вселенной.

Тимофей подался вперед, обхватил жену за поясницу, и она прижалась к нему, усиливая тесный контакт их объятий.
Нежно руками он ласкал ее , гладил её всю, от шеи до упругой попки, дрожащими пальцами прослеживал каждый изгиб, впадинку, касался разгоряченной кожи подушечками, тискал и ласкал возбуждающе затвердевшие бугорки сосков. Златка тихонько постанывала, он умел завести её мгновенно, знал все потайные, до дрожи чувствительные местечки.

Тим, улыбаясь, ласкал её бедра, вздрагивающие в такт его движениям, погружал лицо в густые волосы любимой, наслаждаясь их ароматом. Она очень часто дышала и чуть вскрикивала, когда он касался ноющих от вожделения грудей, напрягалась в его желанных объятиях, вонзала ноготки в его плечи, оставляя там свежие бороздки поверх затянувшихся.

Словно клеймила. Вновь и вновь напоминала ему, что он принадлежал лишь ей одной.

Резким движением он сбросил ее сорочку, дрожащими от нетерпения пальцами расстегнул застежки бюстгальтера, стянул его, и, не выдержав, припал губами поочередно к каждому твердому соску. Облизнул, чуть прикусил, вырвав у своей крошки стон. Трусики она стащила сама, и Тим, наконец, добрался до ее наготы. Впился в полураскрытые губы, захватил в плен её язычок, и  она снова застонала, напряглась на нём, почувствовав, как в попку, дразня, упирается его взбрыкнувший стержень. Крепко обнявшись, они не разнимали губ в мучительно долгом, глубоком поцелуе.

А потом оба ощутили, что страстная игра достигла апогея. Они упали на скомканную постель, Тим с хрипом уткнулся носом во влажную впадинку между грудей жены, крепко обнял ее и подхватил за колени, удерживая на своих бедрах. Она не противилась, послушно выполняя всё, чего он хотел. В его жарких руках женщина опять становилась податливым кусочком глины, и он мог лепить из неё, что угодно. Сейчас её обуревало единственное желание — закричать так, чтобы рухнули стены, потому что муж довел её до исступления своими ласками.

Он проник в неё, сразу очень глубоко, и она-таки вскрикнула, тут же уткнула лицо в его шею, глухо застонала, пытаясь поймать ритм толчков. Она любила, когда они занимались сексом в этой позе, ей нравилось быть наездницей. Это обостряло восприятие, усиливало бурлящую взвинченность, и Злата уже начала чувствовать, как задрожала всем заласканным телом, сквозь шум в ушах смутно слышала хриплые стоны мужа. Она плавилась, как свеча, согретая живительным пламенем, вонзила ногти в плечи любимого, и выгнулась дугой, стараясь оттянуть момент, когда их накроет взрывом наслаждения.