– Все еще боишься? – вкрадчиво спросил Хорэй. – А, гелон? Трусишь, да? Ну ничего, пройдет. Ты пока выпей. Это хорошее вино. Крепкое! Знаешь, эллины считают нас, скифов, варварами за то, что мы не разбавляем вино водой. Э-э! Вода портит вино, как любовь к женщине портит сердце воина… Пей, гелон! Это вино не разбавленное, и я сделал его еще крепче, омочив в нем свои боевые стрелы. Оно даст тебе радость. Оно закружит тебе голову. Пей же!

Гелон настороженно принял сосуд и слегка пригубил, но тут рука скифа резко наклонила ритон, сильно прижала его к губам, так что пленник едва не захлебнулся – и был вынужден сделать несколько судорожных глотков.

Кроваво-красное вино было великолепным… Медово-сладкое, но с привкусом терпкой горечи, остающейся во рту, оно ударило в голову, зажгло кровь!

Гелон огляделся. Да, напиток живо завладел пленными! Они хохотали, обнимались и пели, а некоторые, ослабев от счастья и выпивки, уже валились без сил на землю.

– Хорошее вино, а, гелон? – Голос воина донесся словно бы издалека. – То-то! Едва ли тебе доведется еще когда-нибудь отведать такого вина!

Странная слабость охватила пленника. Пальцы разжались, меч выпал. Ноги подгибались.

– А теперь скажи мне свое имя, слышишь? О, да ты совсем пьян, бедняга! Как твое имя?

– Имя? Мое имя?…

Он не знал, что ответить, и умолк в тягостной растерянности. Чудилось, брел сквозь разноцветный туман хмеля, но тот все сгущался и сгущался.

Гелон рванулся сквозь этот туман, и вдруг из дальних далей памяти что-то сверкнуло… какие-то желтые огоньки, напоминавшие звериные глаза. Это светилось слово, он не понимал его значения, однако без раздумий выпалил:

– Ягуар! Мое имя – Ягуар!

От этого звука пьяный морок тотчас схлынул, и пленник снова увидел лицо скифа, который смотрел пристально, уже не улыбаясь:

– Ягуар?… Диковинное имя. Что оно значит? Никогда не встречал я гелона, которого бы так звали. Ну что же, пусть. Пусть так… Передай же поклон Салмокису[5], о Ягуар! Ты скоро встретишься с ним! Передай поклон Салмокису!

Лютой ненавистью сверкнули его глаза из-под защитной пластины шлема, и Ягуар вновь ощутил всем телом, всем существом своим ледяное дыхание опасности.

Он огляделся. Пленные валялись вокруг котла с вином, но оцепенение, сковавшее их, не напоминало оцепенение пьяного сна или похмельной усталости…

Стражники подходили к ним, хватали за ноги и грубо волокли к подножию жертвенника ненасытному богу меча.

Служители подняли котел с остатками вина и взвалили его на костер. Туда же, в огонь, швыряли рога и чаши, из которых пили пленные.

Не веря ужасной догадке, Ягуар повернулся к Хорэю. Воин только что метким броском отправил в костер свой золоченый ритон и теперь смотрел на противника с несказанным недоумением.

– А ты очень крепкий парень, Ягуар, – пробормотал он. – Как еще держишься на ногах?…

– Ты убил их? – теряя голос, крикнул Ягуар. – Ты убил их?!

– Я отвел от них гнев бога! – веско заявил Хорэй, и пальцы его сжались на рукояти меча. – А теперь отведу и от тебя!

– Остановись, Хорэй! – вдруг мощно зазвучал невдалеке чей-то голос. – Брось меч!

Все невольно склонились под властной тяжестью этого голоса, и только Хорэй стоял прямо.

– Нет, это тебя покарает Акинак, слышишь, Дандамис! – злобно выкрикнул он. – Он алчет крови гелона!

– Акинак насытился. Разве ты не видишь, что он отверг эту жертву, отверг пленника? Гелон выпил твоего яду, но остался жив, тогда как остальные мертвы…