Цветочек, ныне опять Подснежник, отделался легким испугом и слегка набитой мордой. Дядя Гриша подтвердил, что колода точёная, да еще и с крапом. Причем сбита очень грубо, только для таких сявок, как пионэры, и годится. Пушкин пошел поговорить с родителями шулера.

Главой семьи оказалась мать, но смысл разговора не поменялся. Никто в семье не сидит, не сидел, и ей очень хочется, чтобы так оно оставалось. Выигранные деньги родители вернули. Обещали воспитывать ребенка, но он у них совсем от рук отбился.

Ко мне Пушкин пришел посоветоваться. Что тут скажешь? Убить? Побить? Оно кому-то надо – из-за Подснежника идти на малолетку? Решили считать мухлёвщиком и ни в какие дела не брать. Пусть живет один, как хочет. С Подснежником в классе отказались сидеть даже девочки. Дальше жизнь покажет.

В четверг начальник вошел в студию с сумкой и, как я сразу почуял, не просто поболтать. Он запер дверь и начал разговор:

– Лёша, я с понедельника в отпуск иду. Семь лет не был, возьму разом и отдохну.

Я слегка прибалдел. Отпуск зимою нет интереса брать. Семь лет с учётом северных? Его полгода не будет? Чего-то я не понимаю… Впрочем, раз пришел, сам расскажет.

– Свои вещи из фотолаборатории забери.

– Понял. Заберу.

– И мои вещи пусть у тебя в студии постоят. Там ничего такого. Фотоаппарат да чемодан с новыми вещами. В них уеду. Хочешь, открою, покажу?

– Нет, не надо.

– С меня причитается хороший подарок. Вот смотри.

Выкладывает приблуду, которая делает шесть снимков три на четыре. Ну да, она же его, а не кооператива, имеет право забрать. Добавляет старую камеру, воспетую фронтовыми корреспондентами лейку. Плюс несколько прибамбасов для печати снимков на документы. Обойтись без них легко, но удобны и чуток экономят время. Штук пять книжек по фотографии и с десяток коробочек из-под диафильмов с переснятыми страницами статей на фотографические темы.

– Мне это больше не пригодится. Я получил вызов и лечу в Питер подавать документы в ОВИР.

Третья волна эмиграции. Евреи массово уезжают. Анекдот в то время ходил: «Идут два еврея. О чем-то разговаривают. Их догоняет третий и вклинивается в беседу: „Я не знаю, о чём вы говорите, но согласен, надо уезжать!”» Понятно, почему отпуск длинный, не хочет в поселке светиться. К подавшим документы на выезд отношение было очень не очень. Большинство считало их предателями Родины. Вещи на квартире хранить боится, вдруг кто влезет. Решит, что будущий эмигрант увезет с собой слишком много ценностей.

– Самуил Яковлевич, я вас понял. Пусть вещи стоят, с ними ничего не случится. Вам хватит отпуска? Оформлять и год, и два могут.

– Лёша, ты всё прекрасно знаешь. Но я не секретный физик и уже немного договорился. Обещали быстро отпустить. Приеду, возьму в ОВИРе бланки, здесь их милиция заверит, тогда уеду из поселка окончательно. Осяду в Питере. От ОВИРа недалеко, и зима помягче нашей. Отпускные уже получил, послезавтра улетаю. У меня к тебе предложение – купить кое-что полезное. Если есть немножко денег, например, триста рублей, могу отдать новый пистолет АПС с кобурой, запасными обоймами и запасом патронов. Стреляет очередями, серьезная вещь. Чистый, прямиком из воинской части. Лёша, тебе интересно?

Не очень, но чистый ствол всегда пригодится.

– Да, интересно.

Самуил Яковлевич торгует дальше.

– Есть бельгийский «Кобольд». Маленький карманный револьвер, приличного калибра. Тоже чистый, ни разу не пользованный. Гарантирую. Барабан – пять патронов тридцать восьмого калибра. Их в наличии коробка, двадцать штук. Сувенирная довоенная работа. Двести… пусть сто пятьдесят рублей. Вообще-то в дороге я его ношу с собой. Но сейчас, сам понимаешь, побаиваюсь. Вдруг после ОВИРа начнут придираться и перед самолетом погранцы обыщут.