Что тут сказать, – подумал он, – люди любят психов и научные объяснения разным проблемам с башкой. Может, потому, что сами немножечко того и ищут оправдания в науке?

– Как я и говорил, нормальных людей на планете нет. Ни одного. – лектор спокойно продолжил говорить. – Потому что нет точного определения слову «норма». Это очень растяжимое понятие с широким диапазоном для понимания. Но некоторые люди сильно выбиваются из этого диапазона. Если пытаться представить данную картину в графике, в пример можно привести линейку в тридцать сантиметров. Тех, кто находится в пределах от десяти до двадцати сантиметров, то есть посередине, можно считать нормальными. Один человек из данного диапазона будет совершенно не похож на другого, кто также расположился в этих десяти сантиметрах. Но они оба нормальные. Однако тех, кто расположился в одну или другую сторону от этого широкого диапазона, есть все основания относить к ненормальным. Чем дальше к краю линейки, тем более сильно расстройство. Проблема может заключаться только в том, чтобы распознать в таких людях ненормальность.

Иногда это совершенно нетрудно распознать! – подумал Виктор, нахмурившись.

С теми, а точнее с той, кто располагался в самом краю линейки, он был знаком ещё с рождения. Внутри неё он рос и развивался девять месяцев, а потом она воспитывала его четырнадцать лет… Если вообще можно сказать, что она его воспитывала. Скорее он воспитывался сам по себе. А она… она дала ему жизнь, но отобрала всё остальное – спокойствие, ночной сон и даже немного здоровья. Её ночные крики сводили его с ума. А однажды, когда он возвращался из школы, её «синдром» обострился. Ей стало казаться, что за дверью чудовища, что вся улица кишит чудовищами. Она заперла дверь квартиры изнутри и не узнавала даже собственного сына.

– Мам, открой. Это я! – он долго стучался в дверь.

– Кто вселился в моего сына? Оставь моего мальчика в покое! – кричала она через дверь.

Виктор просидел тогда в парадной[2]до ночи. Потом она его впустила. Но не потому, что её синдром отступил, а потому, что ему удалось убедить её, что «оно» выселилось из его тела, и теперь он не представляет угрозы.

Этот случай и вспомнил Виктор, услышав, что распознать ненормальность бывает трудно. Да нет же! Чаще всего всё очевидно! И часто всё заканчивается плачевно.

– Сессия вопросов и ответов продлится пятнадцать минут. – сообщил лектор.

Орава рук с шорохом взмахнула вверх.

Виктор прислонился к стенке и стал терпеливо ждать. Разговоры про психические расстройства его мало интересовали – на психов он больше нужного насмотрелся на работе. Но, уходя с места преступления час назад, он остро ощущал потребность сообщить о случившемся своему другу – тому самому, кто прямо сейчас вещал со сцены. И он примчался сюда – в Санкт-Петербургский государственный университет, куда его друг, известный всей стране психотерапевт, приехал на недельные лекции. Кто же знал, что Виктор попадёт на его выступление.

– Павел Андреевич, скажите, склонность к депрессии может быть врождённой? – спросил первый человек из зала, которому дали слово. – То есть, я имею в виду… Моя мама всю жизнь страдала от депрессий, и иногда я ощущаю, что эта зараза пытается одолеть и меня. Тогда я думаю, а не мамин ли это подарочек, доставшийся мне в наследство.

Виктор посмотрел на часы, потеряв всякий интерес. Чего же слушать про то, как люди пытаются перекинуть на гены свою слабохарактерность?

Павел Андреевич в ответе говорил что-то про то, что никаких доказательств наследственности психических расстройств нет, но давно замечено, что дети, которые были воспитаны в семьях, где один из родителей страдал от подобного недуга, имеют больше шансов «заболеть». Но Виктор уже не слушал и делал это намеренно. Он любил свою мать, какой бы она ни была. И всё же ему не нравилось сознавать, что он – сын шизофренички, не всегда узнававшей в нём своего ребёнка и в конце концов покончившей с собой, оставив его на волю жестокого отца.