– Не уверена, – Или присмотрелась к письменам. – Но это штуковина точно не ерунда и не бессмыслица. Я давно не видела такого, и могу ошибаться… Если память не изменяет, то мой наставник использовал похожие символы. Он говорил, что они не для обычных людей… Ими пользуются только жрецы, маги и знахари, но не все подряд. Это же элни, так ведь? – наемница отпрянула и вопрошающе посмотрела на босяка, но тот не издал и звука в ответ.

– Та-ак, и кто же ты? Жрец, маг или знахарь? Хотя, знаешь, плевать мне на это, я хочу знать, что тебе надо от нас. И лучше говори по-хорошему, пока не пришлось по-плохому отвечать.

– Да он ничего не скажет. Будет молчать, как рыба. Из такого и клещами ничего не вытянешь, – сухо констатировал Стьёл. – Может, пожалуемся на него страже, хотя бы тем, что у ворот – те его быстро узнают, и отправят в тюрьму. Вдруг он сюда обманом попал? А нас за то, что поймали этого гада, поблагодарят.

Тут бродяга прыснул от смеха, попутно обрызгав лицо Кирта слюной и обдав настолько зловонным дыханием, что наемник невольно отшатнулся. Омерзительный гнилостный запах незримым облачком ненадолго повис в воздухе, но спустя пару секунд растворился. Бедняга, забившись в безумном хохоте, аж закашлялся, и, едва отдышавшись, прильнул назад к стене и запрокинул голову.

– Пустая трата времени, от него и правда ничего не добьешься.

– И что теперь? Неужели хочешь его отпустить? – голос Одила дрогнул. Его по-прежнему терзали опасения, и он ощущал необъяснимый страх и колючую скованность в обществе странного типа. И сейчас парень боялся больше всего, что, отпусти они его просто так, то тот обязательно притащит за собой какую-нибудь беду.

– Есть одно решение. Если он не хочет говорить с нами по-доброму, то тогда вообще никому и ничего не скажет, – твердо произнесла Мелон, снимая перчатки. – Так будет спокойнее и уже точно не придется опасаться очередной слежки от него.

Стьёл, смекнув, к чему идет дело, беззвучно зашевелил губами и отошел на несколько шагов назад. Он не думал, что снова увидит, как проливается чья-то кровь. Но если тогда, в лесах, пришлось защищаться от дикого зверья, которое безжалостно растерзало охотников и сопровождающего, то сейчас дело обстояло совсем иначе.

– Вы чего это удумали, а? – оживился незнакомец. С его потрескавшихся губ в одночасье слетела презрительная ухмылка, а карие глаза, в которых еще секунду назад искрилась насмешливость, в испуге округлились. Он тщетно пытался вырваться из железной хватки наемника, успевшего уловить, что затеяла напарница. – Не надо, не убивайте меня! Эй, кто-нибудь! Помогите! Тронете хоть пальцем – и мой разгневанный дух будет каждого из вас преследовать до самой смерти, клянусь всеми богами! Я буду являться вам во снах, ходить тенью по пятам.

Угрозы, больше походившие на театральные претенциозные монологи, наигранные и совершенно пустые, не произвели должного впечатления на наемников. Грязный бродяга выпучил глаза и в красках, завывая, стал описывать, что троицу ждет страшная кара за их преступное деяние. Однако острастка не сработала, так и повиснув в воздухе глупой и бесплодной манипуляцией. Илилла вновь приблизилась к босяку и уже без лишних слов и малейшей брезгливости коснулась его небритого лица. Тот, на мгновение вытянувшись, как струна, и одарив напоследок помутненным взглядом наемницу, обмяк и рухнул на землю – Кирт уже не считал нужным, держать его.

– Что с ним? Он живой? – Стьёл, не понимая, свидетелем чего только что стал, подошел ближе и, нагнувшись, потрепал бродягу за плечо, но тот как лежал бревном, так и остался им лежать.