Демир посмотрел на черный столб дыма, который поднимался над ними:

– Жаль. Лучше бы она не видела, что я наделал.

– Это сделали не вы, – твердо сказал Идриан. – Это несчастный случай. Нарушение приказа.

Демир внимательно посмотрел на каждого из штабных. Те дружно отводили глаза. Но не от страха, а от стыда. Конечно, это сделал не он, но ответственность все равно лежала на нем.

Медленно, борясь с ломотой в каждой затекшей мышце, Демир встал, ухитрившись не уронить и не выпустить из рук маленькое тело. Он увидел, что дверь магазина, на крыльце которого он провел всю ночь, распахнута, а внутри все разграблено, хотя он не помнил, чтобы мимо него проходили солдаты. Он вошел внутрь и положил на прилавок тело, все еще завернутое в победный плащ.

Он коротко коснулся волос ребенка и поискал в памяти какую-нибудь молитву из детства, пожалев, что не верит в бога и не может обратиться к нему сейчас. Мысли разбегались. Как он будет теперь смотреть в глаза людям? Как вернется к своей гильдии, к своим любовницам, к жителям своей провинции? Как он вообще будет жить? Он вышел на крыльцо.

Впервые за много лет Демир вдруг почувствовал себя юным, беспомощным и неопытным и задал себе вопрос: когда же придет какой-нибудь взрослый и все исправит?

Идриан достал из кармана сережку из милкгласа и вложил ее в руку Демира. Этот годглас был не такого высокого качества, как потерянный ночью, но подействовал мгновенно – боль начала покидать его кости.

– Надо заняться запястьем, – сказал Идриан. – Похоже, оно сломано.

Но милкглас не мог вернуть чувствительность запястью Демира. Оно онемело, как и его душа.

– Кто мой помощник по командованию? – спросил он.

Никто не ответил. Он снова вгляделся в лица подчиненных:

– Я и сам не знаю. – С его губ сорвался безумный смешок. – В своем высокомерии я никогда не думал, что он мне понадобится. Ну ничего. Когда узнаете, кто он, поздравьте его с повышением.

– Сэр? – переспросил Идриан.

– Я подаю в отставку.

– Вы не можете уйти! – сказал кто-то. – Это же ваш триумф!

Демир взглянул на Каприка, надеясь на сочувствие, но его друг, раскрыв рот, смотрел на трупы, которыми была покрыта улица. Сплошь гражданские.

Триумф. Возможно, его еще можно было спасти. По крайней мере, его мать, с присущим ей политическим гением, точно попыталась бы. Но сам он никогда не смог бы жить в мире с собой, если бы вернулся в Оссу во главе триумфального шествия.

Он старался не смотреть на Идриана.

– Извинись за меня перед Мирией Форл. Скажи моему дяде, что я не завершил кампанию и сожалею об этом. Каприк, напиши заявление об отставке. Подделай мою подпись. – Мать будет разочарована. Такой многообещающий, скажет она, и такой глупый. Ведь все можно исправить. Демир споткнулся о ступеньку, но не упал и пошел дальше. – И пусть не ищут меня, – бросил он через плечо. – Принц-Молния умер.

Демир Граппо стоял в верхнем ряду амфитеатра – небольшой арены для палочных боев, построенной в далекой Эрептии. Даже по провинциальным меркам Эрептия была настоящим захолустьем; население городишка, затерянного в краю виноградарей и виноделов, недотягивало и до десяти тысяч жителей, которые почти поголовно батрачили на обширных виноградниках. Хозяева, богатые гильдейцы из Оссы, никогда не появлялись в этих местах. Единственная арена Эрептии вмещала несколько сот зрителей, однако во время дневного показательного матча больше половины мест пустовали.

Палочные бои были в империи национальным спортом – самым любимым, более распространенным, чем скачки, петушиные бои, охота и бокс, вместе взятые. На арену выходили два участника. В ушах у них были массивные серьги из форджгласа, которые придавали быстроту и силу, в руках – палки с металлическими сердечниками, которыми они колошматили друг друга. Наконец один выбывал из игры.