— По делу.

Одной фразой Дымов разрушил все ожидания и безжалостно опустил ее с небес на землю.

— По какому еще делу?

— По важному, но тебя оно не касается.

— Интересно… — хмыкнула Таня и заняла оборонительную позицию. — А ты адресом случайно не ошибся?

— Нет. Мне нужна Ира, — Стас оставался невозмутимым и не велся на провокации. Старался держать дистанцию, но все же боялся перейти границы.

— Зачем?

— Пройти дай.

Его просьба больше смахивала на приказ, и Куликова понимала, что уступить придется в любом случае, поэтому решила не сопротивляться и покорно отошла в сторону.

— Она отдыхает.

— Ничего страшного, — Дымова мало волновало состояние Ирины и то, чем она занимается. Он пришел, чтобы получить как можно больше информации, и собирался сделать это во что бы то ни стало.

— Стас, ей сейчас очень плохо, не надо ее трогать, — Таня знала, что остановить его не получится, но попыталась хоть как-то повлиять на ситуацию.

— Сам разберусь, — отмахнулся он и, не разуваясь, прошел в квартиру.

Московская область. БО «Васильки»

Всю дорогу до базы Бушин думал о своем поступке и ни разу не пожалел, что пристрелил Байдина. Глеб оказался абсолютно бесполезным звеном в длинной цепочке, к тому же, он слишком много знал, а в условиях приближающейся катастрофы это было очень опасно. Заметать следы Адольф не стал: ствол левый, хвоста не наблюдалось, а значит, к нему никакие ниточки привести не могут. Только одно обстоятельство его огорчало — пришлось самому пачкать руки, этого он не любил, предпочитал всегда действовать чужими. Единственным человеком, которому Бушин доверял, являлся Тимур, но он не оправдал ожиданий и возложенных на него надежд, предал, не моргнув и глазом.

При воспоминании о нем злость вновь заполнила сердце. Гитлера раздражало собственное бессилие, что бы он ни делал, как бы ни издевался над Тимом, тот упорно продолжал хранить молчание. «Если бы была жива его потаскушка…»

Ворота бесшумно открылись, впуская управляющего на территорию. Он сразу обратил внимание на толпу, собравшуюся около входа в главный корпус. Припарковавшись, вышел из машины, и к нему тут же подошел один из охранников, чтобы объяснить причины несанкционированной демонстрации.

— Что тут у вас?

— Бунт.

— Какой еще нахер бунт?

— Мужики отказываются работать.

— То есть как это отказываются? Совсем, что ль, охерели!

День выдался очень напряженный, и все, чего Адольфу сейчас хотелось, — это очутиться в своем кабинете и наконец расслабиться, выпить бокал-другой любимого коньяка, а не решать высосанные из пальца проблемы челяди. В который раз за последнее время он ощутил острую нехватку Громова в своих делах и только сдавленно прорычал от ярости. «Почему все так несправедливо? Спустя столько лет правления вновь приходится валяться в грязи…»

Злость все больше распаляла его, душила, мешала мыслить здраво. Забрав из машины свои вещи, Бушин смело двинулся к главному корпусу. Он не боялся, прекрасно знал, что охрана его всегда прикроет.

— Ну и что это за митинг? — сухо поинтересовался, окидывая пронзительным взглядом присутствующих. Мужчины тут же притихли, с опаской косясь на своего начальника.

— Мы не будем работать, отпустите нас, или мы разнесем здесь все, — выступил один из них, высказав общее мнение.

На несколько секунд в воздухе повисла напряженная тишина. Все ждали, какая реакция последует.

Сердце громко бухало в ушах, неприятный холодок пробежал по позвоночнику. Бушин понимал, что если сейчас струсит, то потеряет свой авторитет раз и навсегда. Он не любил, когда его загоняют в угол и от этого злился еще сильнее. Выбора не было: или он, или его. Гнев закипал в крови, его буквально разрывало от негативных эмоций, хотя внешне он оставался спокойным и безучастным.