– Милая, не шевелись, – где-то совсем рядом послышался глухим эхом ласковый мужской голос.
– Демид? – затуманенный рассудок с надеждой зацепился за крохотную возможность снова услышать любимого, увидеть его рядом, почувствовать, что он не ушёл, а просто всегда был в тени моей обыденной реальности. – Это ты?
– Доктор, доктор, она пришла в себя, – до ушей снова донёсся голос, только теперь уже не мягкий и приветливый, а взволнованный, взбудораженный, но всё-таки с той же ноткой некоторой радости и трепета.
– Демид, мне страшно, я жива? – обеспокоенно заметалась по кровати, ища его руку в полумраке комнаты.
– Ну-с, дорогая, – рядом прозвучал ещё один, более взрослый и твёрдый тенор, – что ж вы так напугали всех? – Напротив моих глаз резким щелчком включилась настольная лампа, отчего мне пришлось зажмурить веки. Человеком, озарившим пространство, оказался пожилой мужчина в белом медицинском халате. – Откройте глаза, – показав два сомкнутых пальца, указательный и средний, которые почему троились, он строго спросил: – Сколько?
При усилии сосчитать, я неожиданно почувствовала наплывающую волну тошноты и следующие за ней мучительные спазмы в горле.
– Сотрясение по полной программе, – почему-то обрадовался врач, – полный покой, по крайней мере, неделю. А там и до свадьбы заживёт. Не переживайте, молодой человек, с ней всё будет в порядке.
– Демид, не уходи, – я обессиленно прикрыла веки, но, не желая отпускать от себя любимого мужчину, крепко держала его за руку. Он выглядел взлохмаченным и заметно постаревшим, но даже такой он был мне, как жизненно важный воздух, нужен.
– Я не уйду, – его хрипловатый голос проник в самую глубину души, в каждую клетку, в каждый нервный импульс, отзываясь там нежностью и любовью, а ответное лёгкое пожатие крепкой ладони, наконец, полностью успокоило моё застучавшее в тревоге сердце.
– Доктор, а это ничего, что она опять засыпает? – сквозь поглотившую тело дремоту отозвался растерянный голос Демида.
– Пусть поспит, да и вам не мешало бы, – отделяющимся от меня, уверенным тоном произнёс врач.
А после этого наступила тишина. Тело отяжелело, язык словно прилип к нёбу, не в силах произнести ни одного слова, ни одного звука. Я провалилась в спасительную темноту.
Однако утром меня разбудил странный шум. Очень тихий и монотонный. Я прислушалась, медленно раскрыв глаза, и к своему удивлению поняла, что рядом со мной кто-то действительно негромко… посапывал. С трудом повернув словно налитую свинцом голову и застонав от боли, с неприкрытым ужасом увидела полусонного Романа собственной персоной, скрючившегося в неестественной позе на стуле.
– Ты… – запнулась в негодовании. – Ты что тут делаешь? – мне казалось, что я истошно прокричала это, хотя по его реакции и тому, как он напрягся, чтобы расслышать моё возмущение, стало понятно: из моего горла вырвался лишь еле понятный, сдавленный сип.
– Вот теперь я вижу, что ты действительно поправляешься и мне можно идти по своим делам, – сухо и даже несколько чёрство вдруг проговорил он, очнувшись от лёгкой полудрёмы. Внимательно посмотрев на меня, он встал с казённого железного стула и спокойно добавил: – Да, и прежде чем расторгнуть наше соглашение, советую сначала поговорить со своим дружком.
Демонстративно поправив на мне простынку из плотной хлопковой ткани, Роман гордо выпрямился в свой полный рост и, помахав на прощание рукой, ушёл. Вот так безоговорочно покинул палату, заставив меня вспоминать вчерашний вечер.
16. Глава 14. Он
Вчера я, наплевав на многие правила дорожного движения, мчал в ближайшую больницу, чтобы Марина получила так необходимую ей первую медицинскую помощь. Раз за разом оглядывался на заднее сиденье, на котором она лежала в совершенно бессознательном состоянии, чтобы вновь убедиться в шаткой стабильности ситуации. Хоть у меня и нет диплома врача, но я отчего-то чувствовал, что всё должно обойтись, что она поправится и полученная травма не угрожает её жизни.