— Палку на ночь, Дина Романовна? Не желаете? Я это могу сделать даже лучше твоего мужа. Не веришь? — я вижу, как шевелятся его губы, и не могу поверить, что он осмелился говорить такое жене своего босса. Который может его уничтожить, стереть в пыль, размазать между пальцами в один миг. — Подумай хорошенько, пока я добрый, — подступает он ко мне ещё ближе, и я могу рассмотреть темноту и страх вонючей подворотни в его чёрных пустых глазах. — А могу и два раза. И три. Сколько ты хочешь? — с издёвкой продолжает он, и я понимаю, что он может всё. Надо срочно взять себя в руки. Только не показывать ему своего страха.

И хотя мне кажется, что мои внутренности сейчас перекручены тонким жгутом, я, стараясь не терять достоинства и спокойствия отвечаю:

— Уверена, Иван, что Павлу Владимировичу не понравилось бы, если бы он услышал, как вы общаетесь с его женой. Не знаю, что именно вам даёт повод так разговаривать со мной, но я думаю, что вам лучше всего уйти. Сейчас же, — произношу я, стараясь дышать животом. Как меня учили на йоге. Шакалы боятся спокойствия и силы. Спокойствия и силы.

— Почти бывшей женой, — всё-таки отступает назад мой бывший шофёр, и я практически слышу, как вертятся шестерёнки в его крошечном мозгу рептилии, пытаясь взвесить все за и против.

За — и он набрасывается на меня прямо здесь и прямо сейчас в надежде оторвать кусочек свежего тёплого мясца, на которое, я теперь уверена, он все эти годы пускал свои слюни. И, возможно, теребил свой разбухший от вожделения член, подслушивая или подсматривая в камеры наблюдения за своими хозяевами. Против — и он уходит, оставив меня в покое, чтобы притаиться и напасть в самый удобный момент, когда он будет уверен в том, что я уже не принадлежу всесильному Павлу Шереметьеву. Когда лев уже наелся и оставил ему доедать свои объедки. Я жду, скрестив на груди руки, и понимаю, что ещё пару секунд, и этот ублюдок сможет увидеть проступающий через мою тонкую кожу ужас. Но всё-таки власть сильного зверя всё ещё сильна, и он решает не рисковать.

— До встречи, Дина Романовна, — с кривой усмешкой отступает он к двери, и, только когда звук его шагов затихает где-то внизу лестничного пролёта за моей железной дверью, я сползаю на пол и начинаю беззвучно плакать от пережитого страха и усталости.

2. 1 Павел

— Я. Больше. Тебя. Не люблю.

Обкатываю каждое слово во рту словно тяжёлый камешек-голыш, прежде чем выплюнуть их в неё. И на миг мне даже кажется, что я могу подавиться эти словами.

Я смотрю на её прекрасное лицо, и мне хочется кричать, что я тебя обожаю! Обожаю. Даже сейчас. Не смотря на то, что я увидел и узнал.

Я замечаю, как отливает кровь от её тонкого прозрачного русалочьего лица, и продолжаю, пока не передумал, пока не бросился к ней на колени, зарывшись в её пепельных длинных волосах, как в прохладных мягких водорослях:

— У тебя ровно двадцать четыре часа, чтобы собрать свои вещи и убраться из моего дома, — и я понимаю, что даже двадцать четыре часа для меня это вечность. Даже час. За который я смогу передумать и поменять своё решение, простив ей всё, что угодно. Будь моя воля, я бы вышвырнул её прямо сейчас, чтобы больше не видеть этих огромных прозрачных глаз, в которых сейчас плещется страх и какое-то детское недоумение, словно она не понимает, о чём идёт речь.

— Но это и мой дом! Ты не можешь просто так выставить меня за дверь! — бормочет она, готовая расплакаться, и эта наигранность придаёт мне сил и решительности.

— А вот и могу, — отвечаю я, и беру нож и вилку, отрезая себе кусок стейка: мне просто необходимо сейчас чем-нибудь занять свои руки, а то я запросто смогу разбить это тонкое фарфоровое лицо, сминая его в кровавое месиво, лишь бы не видеть больше этих светящихся глаз, слегка заалевших скул, этих идеальных губ, которые я только сегодня утром целовал, не в силах оторваться от её тела. — Время пошло, — прикрываю я глаза, продолжая разжёвывать мясо. Вкус крови во рту возвращает мои ощущения, приземляет меня, и я стараюсь сосредоточиться только на нём, чтобы до конца выдержать эту невыносимую сцену, и не скатиться в жалкие обвинения, как сопливый мальчишка. Я не позволю этой девке управлять моей жизнью.