Если я скажу, что мне не понравилось находиться в его объятиях, слышать размеренное сердцебиение и ощущать лёгкое щекотание на шее из-за его тёплого дыхания, то буду лгуньей. Если скажу, что лицо Тима не прекрасно во сне, когда нет его недовольной складки между бровей, а губы не изогнуты в насмешке, то снова совру. Если скажу, что не вспоминаю о том, какие мягкие его губы, то буду самой большой на свете врушкой.

«Ты отвратительна, Кира Ольховская. Самой от себя не противно? Он парень твоей сестры!» — бранится голос совести в голове.

Ёжусь от собственных мыслей. Пытаюсь выбраться из крепких объятий Тимура, легонько убираю его руку и выскальзываю из кровати. Остаётся добраться до двери, бесшумно выйти в коридор, и я спасена.

Фух! Пронесло! Ругаю себя на чём свет стоит за то, что умудрилась уснуть рядом с ним. И молюсь Богу, чтобы Тим заснул раньше и не видел этого. Иначе он не упустит возможности поиздеваться.

Умываюсь, чищу зубы и захожу в свою комнату, чтобы сменить спальную одежду на зелёный сарафан длиной до колена. Зачёсываю волосы в высокий хвост и собираюсь покинуть квартиру как можно скорее, чтобы не сталкиваться с этим болваном. В сумку кладу кошелёк, ключи и зонтик — на улице пасмурно и скорее всего скоро снова начнётся дождь. Иду в прихожую, чтобы обуться, но меня останавливает Нагломорд. Набрасывается на ногу, вцепляясь когтями и орёт что есть мочи.

— Ух! Отстань от меня, полосатый садист! — отцепляю от себя кота. — Есть небось хочешь? Попроси нормально и покормлю, — строго чеканю я.

— Мяу? — Васька садится в позу и склоняет голову, жалобно глядя своими огромными зелёными глазищами.

— Можешь же когда хочешь, быть милым, — хмыкаю я. — Ладно, Гопник, пошли. Дам тебе твой любимый пакетик.

При волшебном слове «пакетик», кот активизируется, наворачивая вокруг меня круги. Чуть ли не ластится об ноги.

— Троглодит ты, Васька. За пакетик влажного корма родину продашь, — шучу я, заходя на кухню.

И застываю в проходе. Потому что Тим стоит спиной ко входу, упираясь руками в столешницу, с запрокинутой назад головой. Перед ним дымится заварочный чайник. У мужчины всё ещё голый торс, но он хотя бы додумался надеть домашние штаны. Мне вдруг так сильно хочется прикоснуться к нему. Я почти ощущаю, как мои пальцы зарываются в короткие волосы на затылке. Как я обнимаю его сзади, прижимаясь к широкой спине.

Мне нужно уйти, пока я не привлекла к себе внимание. Но я не могу выдохнуть и пошевелиться, потому что ноги как будто приросли к полу, а тело окаменело. И я продолжаю смотреть. И вижу то, что не предназначено для чужих глаз. Что-то запретное и далёкое. Знаю, что не имею права — вот так стоять и пялиться на него. Дёмин не принадлежит мне и никогда не будет. Он парень моей сестры. Даже помыслить о таком грешно, грязно и непозволительно.

Нет-нет, это всего лишь минутное помешательство из-за того, что я случайно провела ночь с ним в одной кровати. Нужно лишь вспомнить, какой Тимур на самом деле гнилой человек. Прокручиваю в голове все его оскорбления в мой адрес, все мерзкие поступки и снова вспоминаю, как сильно его ненавижу. Клятвенно обещаю себе, что больше никогда не помыслю о нём так.

— Мя-я-яу! — настойчиво вопит кот, разрушая тишину.

Сноб оборачивается и спокойно взирает на меня, сканируя взглядом. Усмехается каким-то своим мыслям. Проводит рукой по волосам и приседает на корточки протягивая руку Ваське.

— Кыс-кыс! Иди сюда, котик, — миндальничает он. — Ты хороший котик, да? Дать тебе кефирчику?

Мужчина чешет животинку за ушком, и кот ему не просто позволяет, он мурчит от радости, предатель. Обиженно фыркаю, когда парень сестры достаёт из холодильника бутылку кефира и подливает в миску Ваське. Распрямляется и снова сверлит взглядом меня.